30 
В дверь спальни отрывисто постучали. Звук был вполне привычным и никак не вязался с фантасмагорической реальностью, из которой я еще не успела вынырнуть. Если бы не он, я бы принялась себя убеждать, что появление Аркадия мне приснилось. А так я повернулась и пошла к двери.
– Moeder![6]– послышался голос Брама.
Чувствовалось, что сын устал и чем-то взволнован.
Я открыла дверь. Брам еще не успел переодеться – на нем была рубашка, которую он надевал на похороны отца. Светло-голубые глаза, спрятанные за толстыми стеклами очков, были обведены темными кругами. Светлые, с рыжеватым оттенком, волосы топорщились, как если бы он только что встал с постели. Но у него не было привычки спать одетым. Судя по усталому голосу, Брам, как и я, еще не ложился.
Неужели это тот малыш, которого Ян, рискуя жизнью, вывез из замка? Передо мной стоял хотя и молодой, но вполне взрослый человек. Прямолинейный, напористый, умный, любознательный. Вначале Абрахама привлекала юриспруденция. Он блестяще учился, и ему прочили успешную адвокатскую карьеру. Но, убедившись, что "защита беззащитных" не приносит ожидаемого удовлетворения, он пошел по стопам Яна и стал врачом. Ян очень гордился Брамом, мужу было приятно сознавать, что приемный сын не только перенял от него профессиональные интересы, но даже походил внешне. Я тоже замечала это сходство. Мы с Яном настолько привыкли считать Брама нашим общим сыном, что не хотели шокировать мальчика и рассказывать ему о настоящем отце. От приемного отца Брам унаследовал много привычек, в том числе и обыкновение допоздна засиживаться за работой. Но сегодня я впервые увидела сына настолько уставшим. Хотя, думаю, он был изможден не столько работой, сколько обрушившимся на нас горем.
Глядя на меня, Брам озабоченно нахмурился и взял мою руку в свои ладони. После холодных прикосновений Аркадия мне было очень приятно ощущать тепло живого человека.
– Я услышал крик и решил подняться.
В семье мы общались исключительно по-голландски. Я намеренно не разговаривала с сыновьями на английском, и мой родной язык они учили только в школе. Разумеется, я и сейчас ответила Браму по-голландски, но впервые за много лет осознала, что говорю на иностранном языке.
– Ничего страшною, – ответила я, сделав неудачную попытку улыбнуться. – Просто я наткнулась на мышь. Думаю, бедняжка испугалась гораздо сильнее, чем я.
– Опять эти мыши, – поморщился Брам. – Мне завтра с самого утра нужно будет уйти в больницу. Но я напомню Стефану, чтобы поставил мышеловку.
Произнося эти слова, он неотрывно глядел на меня. В отличие от брата, Брам привык ко всему относиться серьезно. Мелочей для него не существовало.
Я уже набрала в грудь воздуха и приготовилась рассказать сыну всю правду о том, что произошло сегодня вечером, предостеречь его и убедить скрыться, но, глядя на него, я никак не могла решиться начать. До сих пор неведение сохраняло моим детям счастливую жизнь. Неужели теперь оно принесет им потрясения и невзгоды?
Слова угасли внутри меня. От приемного отца Абрахам унаследовал веру в науку и скептическое отношение ко всему сверхъестественному и необъяснимому. Боюсь, он не поверит ни одному моему слову и решит, что у меня помутился рассудок. Но как же тогда я смогу предупредить его? Может, вначале рассказать все Стефану?
Я положила руку поверх его ладони и крепко сжала пальцы. Мой жест лишь усилил настороженность Брама.
– Мама, ты неважно себя чувствуешь?
Нет, я не могла сейчас обрушить на него всю страшную правду. Я должна подготовиться к этому разговору, продумать, как и что говорить. Желая успокоить сына, я изобразила на лице подобие улыбки.
– Может, ты все-таки примешь снотворное? – участливо спросил мой мальчик.
– Нет. Думаю, я сумею заснуть и без него. Иди спать, Брам. Тебе завтра рано вставать.
Он погладил меня по руке и побрел к двери. Я закрыла за ним дверь, после чего тщательно вымыла руки и лицо и даже прополоскала рот. Спать я, естественно, не могла и села писать дневник.
Я все время ощущаю на губах привкус крови. Несколько раз я вытирала их платком, но это не помогает.
Скоро рассвет, а я так и не решила, как преподнесу сыновьям страшную правду.
Зло вновь угрожает моей семье. Я сама чувствую его приближение. Боже, помоги нам!
Глава 4
ДНЕВНИК СТЕФАНА ВАН-ХЕЛЬСИНГА
19 ноября 1871 года
Я одновременно и самый счастливый, и самый несчастный из всех людей.
30 
