Особенно,... 
101 
Вампир снова зарычал – теперь уже яростно, – но от ее шеи оторвался. Я продолжал надвигаться на него, пока он не выпустил жертву из рук.
Женщина соскользнула по стене на заснеженные плиты тротуара и неуклюже села, соединив ступни ног и широко разведя колени, обтянутые черными чулками. Платье и нижняя юбка задрались, голова безжизненно склонилась вниз. С крашеных волос падали капли крови, исчезая в ложбинке между грудями. Если бы не тихие стоны, я бы посчитал женщину мертвой.
Наконец-то я сумел встать между вампиром и его жертвой. Этот седовласый и внешне такой благообразный господин был совсем рядом – на расстоянии вытянутой руки. Он злобно скалил перепачканные кровью зубы. Санта-Клаус с рождественской открытки превратился в чудовище, голубые глаза которого полыхали адским пламенем. А ведь наверняка еще совсем недавно он был добродушным, заботливым дедушкой, которого обожали внуки. Но откуда же мне было знать, что мое упрямое нежелание помочь Аркадию превратит его жертву в хищного зверя?
Я не боялся злобного оскала, ибо он вел себя, как поверженный хищник, вынужденный отступать. Крест я держал высоко поднятым, окружив себя невидимым щитом. События в склепе нанесли еще один удар по остаткам моего скептицизма. Рука, державшая крест, трепетала от потока силы. Что самое удивительное – сила исходила не от креста и золотой фигурки на нем, а от меня. Это открытие придало мне смелости.
– Уходи! – приказал я вампиру, продолжавшему глухо рычать. – Ты ее не получишь. Именем Господа повелеваю: убирайся!
Направив крест на вампира, я шагнул к нему. Уразумев, что он окончательно проиграл, вампир бросился прочь. Вряд ли при жизни грузный дедушка мог бегать с такой скоростью и проворством.
Я осмотрел женщину. К счастью, она была жива, но находилась в тяжелом состоянии. Достав из саквояжа бинты, я наскоро перевязал ее израненную шею. Женщине еще повезло – вампир не прокусил ей горло и не задел сонную артерию. Однако меня тревожило, не поврежден ли у нее позвоночник. Прикрыв ей ноги, я начал прощупывать ее спину, постоянно спрашивая, где болит. Удивительно, но женщина отвечала на мой вопросы, хотя и шепотом. Закончив осмотр, я облегченно вздохнул: жрица любви отделалась лишь переломами нескольких ребер.
Подняв женщину на руки, я двинулся в сторону улицы, где быстро нашел извозчика и велел ему отвезти нас в ближайшую больницу.
Мои мысли были далеко не радостными. Я смотрел на натужно дышавшую женщину и корил себя, что не вмешался раньше. Каким бы ни было ее ремесло, она – жертва. Жертва вампира. Но если она умрет, виновато будет не чудовище в облике благообразного старика, а я.
* * *
Из больницы я ушел только ранним утром. Ступив за порог, я непонятным образом сразу же перенесся во вчерашний тупик. Под неярким солнцем искрился свежевыпавший снег. Он почти целиком покрыл мостовую и тротуар, припорошив зловонные кучи отбросов. Подойдя к кирпичной стене, я заметил темное пятно – немое свидетельство трагедии, разыгравшейся здесь вчерашним вечером.
Мой черный саквояж стал значительно тяжелее. Я понял, что помимо бинтов и лекарств теперь найду внутри все необходимое. Возвращение сюда не было случайным: мне предстояло довершить начатое вчера. Я это знал. Каждая ситуация, в которую я попадал, обостряла мое восприятие, в особенности таинственное шестое чувство, позволявшее ощущать ауру и необычайно быстро учиться. Даже вчерашнее спасение несчастной проститутки добавило мне опыта. Глядя на замызганные кирпичные дома, я уловил возле одного из них слабое темно-синее свечение. След, оставленный вампиром. Самого вампира в доме не было. Скорее всего, вчера он долго стоял здесь, поджидая жертву.
Я развернулся и пошел в сторону улицы. Скрип снега под моими сапогами был едва ли не единственным звуком. Улица, такая шумная вчера, оказалась совсем пустой. Я решил, что сегодня воскресное утро и город не торопится просыпаться.
Я родился и вырос в Амстердаме и с детских лет привык к чистоте, царившей на его улицах. Богатые или бедные, широкие или совсем узкие – улицы моего родного города почти везде были безукоризненно опрятными. Квартал, по которому я сейчас шел, поражал грязью, запустением и каким-то беспросветным унынием. В воздухе удушливо пахло целлюлозой – где-то поблизости находилась бумажная фабрика.
Дом, привлекший мое внимание, представлял собой кирпичную коробку с обшарпанными стенами и желтоватыми стеклами окон, покрытых мутной пленкой грязи. Снег перед домом успели истоптать досерого месива. Кучи мусора соседствовали с желтыми следами человеческой и собачьей мочи. У входной двери валялась ярко-красная женская перчатка.
101 
