6 
Но Константина Ивановича вело вперед отточенное годами чутье. Подойдя, он по-хозяйски открыл тяжелую дверь, ничуть не сомневаясь в своем праве врываться туда, как к себе домой. Из помещения смрадной тучей выполз столб дыма, и послышался тяжелый гул мужских голосов.
Дядя Костя решительно зашел внутрь, и Татьяна, немного помедлив, пока не рассосется сизая гарь, крадучись, ведомая всё тем же любопытством, прошла за ним, оставив входную дверь открытой, чтобы можно было дышать.
В домике не оказалось никакого коридорчика, и они сразу очутились в комнате, по всей видимости, единственной. После яркого солнца почти ничего не было видно. В помещении царил дымный полумрак, и лица людей различить было невозможно.
От порыва свежего воздуха сизое грозовое облако, висевшее над головами мужчин, окружавших большой прямоугольный стол, стало потихоньку таять. Находившиеся в комнате удивленно замолчали и вопросительно уставились на вошедших, не понимая, кто посмел их потревожить во время решения жизненно важных вопросов.
Константин Иванович крякнул, выступил вперед и агрессивно начал обличительную речь.
– Почему это обычному человеку, не ЧП и не ООО, нельзя купить в вашем хозяйстве двести килограммов картошки? Почему раньше, когда здесь был простой колхоз, было можно, а теперь нельзя? Что это за дискриминация?
Произнеся без запинки такое сложное слово, дядя Костя заметно возгордился собой и с важным видом обвел глазами сидящих перед ним руководителей.
Те переглянулись. Сидевший с краю важный толстый мужчина в дорогом черном шелковом костюме, но в заляпанных рыжеватой глиной кирзовых сапогах, поняв, что перед ним заурядный покупатель, высокомерно пояснил, недовольно барабаня во время своей маленькой речи пальцами по исцарапанной столешнице:
– У нас бумаги не хватит всем желающим накладные выписывать, гражданин. Мы производители, а не продавцы.
Татьяна подумала: если это управляющий, то дяде Косте ничего не светит. Чистой воды самовлюбленный бюрократ.
Дядя Костя, разозлившись еще больше, по-петушиному расправил грудь и безоглядно кинулся в борьбу за столь нужную ему картошку.
– Если производители, то и продавать можете как угодно, кто вам запрещает?!
Рассердившийся бюрократ заявил начальственным голосом:
– Хватит, гражданин, не мешайте работать! Мы тут важные дела решаем, а вы лезете с глупостями. Вам ведь русским языком сказали, что по мелочи мы не торгуем!
Бывалый Константин Иванович и не думал сдаваться. Обличающе уточнил:
– А может, вы с перекупщиками картельное соглашение заключили? Чтобы народу жить было тяжелее? Может, на вас в антимонопольный комитет жаловаться пора?
Собрание зашумело. Кто смеялся, кто ругался. Татьяна захотелось зажать уши, чтобы не слышать возмущенных восклицаний руководителей местного масштаба. Она потеребила дядю Костю за рукав, желая поскорее убраться восвояси, всё равно ничего толкового от этого непробиваемого толстяка им не добиться.
Тут из дальнего угла, не замеченный ею ранее, поднялся мужчина среднего роста с умным и решительным лицом. Все враз смолкли, выжидающе глядя на него. У Татьяны почему-то гулко екнуло сердце, когда она повнимательнее рассмотрела его строгие правильные черты. Казалось, она уже где-то его видела, хотя никогда прежде с ним не встречалась. Может, его черты знакомы по какой-нибудь картине? И в голове впрямь всплыл портрет генерала Тучкова-четвертого, висевший в Эрмитаже. Да, очень похож.
Не догадываясь о необычных мыслях посетительницы, мужчина вышел из-за стола и твердой походкой подошел к неучтивым визитерам. В отличие от пижонистых сослуживцев на нем были обычные синие джинсы и довольно потрепанная серая куртка. Он пристально окинул девушку цепким взглядом властных серых глаз. Ей сразу стало не по себе, по спине струйкой пробежал ознобистый холодок, о чем-то предупреждая, но характер не позволил отвернуть дерзкий взгляд в сторону, и она вызывающе посмотрела ему прямо в глаза. Но лучше бы она этого не делала.
Тело внезапно вытянулось, как перед прыжком в неизведанное, подобралось и застыло в тягостной неподвижности, не собираясь повиноваться хозяйке. У нее возникла абсурдная уверенность, что в эту минуту что-то произошло, причем настолько значительное, что в ее жизни ничто больше не будет так, как прежде.
Его глаза странно зажглись, остановившись на ее губах, и ей показалось, что сейчас он подойдет к ней вплотную и поцелует, не обращая внимания на окружающих. Она рывком выдернула себя из странного транса, испуганно отшатнулась и отругала за излишнюю впечатлительность. Наверняка у него и в мыслях не было ничего подобного. Вот фантазерка!
6 
