Особенно,... 
101 
Девушке стало не по себе, она поняла, что эта комната, скорее всего, была когда-то камерой для какого-то заключенного. Его приковывали к цепи, которая позволяла ходить по маленькой каморке, лежать на каменной постели в стене. Может быть, это была одна из «забав» графини Альтеринг… «А вдруг в этой камере держали саму Кровавую Эльзу?» – мелькнула мысль. Лоб Труди покрылся капельками холодного пота. Но она сейчас же вспомнила: в той комнате вообще не должно быть двери, только окошко в каменной стене. Гертруда не была суеверной, но ей почему-то стало легче от мысли, что не в этой комнате жила и умерла страшная графиня.
Труди подумала, что скоро приведут Ганса, ей нужно куда-то спрятаться. Здесь была только ниша в стене. Ощупав ее, девушка поняла: если сюда войдут со свечой, – а это, скорее всего, так и будет, – ее сразу заметят. Оставалось только окно. Подпрыгнув, она ухватилась за его выступ, подтянулась на сильных руках… Узкая невысокая щель в толще каменной стены! В какой-то момент Труди усомнилась, что протиснется в нее, но все же сумела это сделать, хотя и порвала куртку. Но зато дальше ей повезло: она очутилась на огороженной зубцами площадке – нечто вроде балкона с парапетом и амбразурами. Понимая, что именно отсюда ей придется потом уходить, девушка хорошо осмотрелась вокруг… Балкон был совершенно изолирован: с него не было хода никуда, только обратно в каморку. Высота – огромная, внизу – выложенный камнем двор. Но дальше по стене, в одну и другую сторону, оконные проемы других комнат, к ним тянется фигурный карниз – очень узкий, местами обвалившийся. Но это единственный путь…
Труди решила пока что не думать о том, как она станет пробираться по этому карнизу. Прильнув к окошку, она ждала: когда же приведут Ганса. Наконец раздался шум, загремела дверь, и комната озарилась светом свечи. Испугавшись, что ее заметят, девушка отпрянула от окошка и стала только слушать. Ганс молчал, его конвоир что-то бормотал невразумительное, потом загремела цепь. Гертруда вдруг поняла, что пленника, ко всему прочему, еще и приковывают! Злая горячая волна ударила ей в сердце, захотелось выхватить револьвер, стрелять, стрелять!.. Но она не сделала ни единого движения, продолжала стоять, прижимаясь к стене, прислушиваясь. Дверь снова стукнула, загремел железный засов. А через недолгое время Ганс тихо, нерешительно окликнул:
– Труди, ты здесь?
Когда она отозвалась и стала протискиваться через окошко, парень радостно засмеялся.
– Это точно ты! Вот чудеса! А я все гадал: почудилось мне или правда?
Его ногу охватывала цепь, на которой висел замок, рядом на полу стояла миска с едой.
– Ничего, – сказала Труди, глядя на это. – Они свое получат. И очень скоро. Я специально пробралась к тебе, чтоб ты был готов: еще до полудня здесь будут жандармы, всех бандитов схватят.
– Они делают фальшивые деньги! – сказал Ганс.
– Мы знаем… Вернее, полиция об этом знает. Сколько их здесь?
– Все, кто были на кухне. Четверо.
– Оружие у них есть?
– Ножи, топоры…
– Тогда они тебе ничего не смогут сделать! Держи!
Труди достала и протянула Гансу револьвер. Он взял его, повертел неловко:
– Я не умею стрелять. Да и нужно ли?
– Обязательно нужно! – убежденно ответила девушка. – Они не собираются оставлять тебя в живых, русский следователь, господин Петрусенко, сам слышал, как они об этом говорили. А как стрелять, я тебе покажу, это несложно…
Она заставила Ганса трижды повторить урок. Потом добавила:
– Стреляй с близкого расстояния, не промахнешься! Но все-таки вплотную к себе не подпускай: я видела их, это настоящие бандиты… Как ты попался?
Они сидели рядом, на той ветоши, которую Труди сбросила на пол с постели. Глаза к темноте привыкли, и она хорошо видела парня. Он покачал головой:
– Я в тот вечер работал в «Роге изобилия», народу было много, крутился… Прибежала Грета, рассказала, что у вас в пансионате двое пропали – молодой русский и этот противный тип, и что все думают – один убил другого. Мне, конечно, не по себе стало, я их обоих знал. А потом, через какое-то время, мне нужно было отойти… Понимаешь? Туалет у нас специально огорожен красивым и густым кустарником. Я пошел, а оттуда, навстречу мне, какой-то мужчина идет, улыбается, шагнул в боковую аллейку и молча, жестом, позвал меня. Я, конечно, сделал к нему несколько шагов… Все, больше ничего не помню! Когда в себя пришел – голова сильно болит, руки-ноги связаны, рот заткнут и трясет, словно на телеге еду. Сверху я был накрыт брезентом, ничего не видел. А потом меня оттуда стащили, через кусты, по склону заставили идти. И всю ночь я шел сюда, в замок, а вел меня знакомый – слуга того русского, который пропал. Я этого слугу знал, его Савелием зовут.
101 
