— Очевидно, он решил, что это самое надежное место во всем доме, где бы он мог дожидаться тебя, — мягко возразил Хьюго. — Нужно же было ему, в самом деле, где-нибудь сидеть!
— Но только не в моей комнате, нет и еще раз нет! — с жаром воскликнула Леона. — Отныне я буду запирать дверь на замок и брать ключ с собой. Но ты должен поговорить с ним, Хьюги, слышишь? Тебе следует предупредить его, чтобы он не попадался нам на глаза.
— Хорошо, родная! Не стоит огорчаться из-за пустяков! — воскликнул Хьюго, с нежностью положив руку ей на плечо. — Я знаю, что Лью немного не в ладах с хорошими манерами, но он до такой степени нужен мне — нам обоим, — что, откровенно говоря, я просто не могу позволить себе с ним ссориться. Но я потребую от него впредь вести себя тактичнее, обещаю тебе, и как можно скорее забрать отсюда этого проклятого раненого.
— Мне пора, — сказала Леона. — Я должна пойти и принести ему отвар. Он прогонит лихорадку, и потом, если рану тщательно забинтовать, его можно будет отвести домой. Лью совершенно незачем снова появляться в замке. Передай ему, что ты сам поможешь тому человеку спуститься вниз и проводишь его до калитки в саду. Если он будет слишком слаб, чтобы идти, Лью и его приятели могут прислать за ним коляску, которая будет ждать его сразу за поворотом дороги. Ты согласен устроить это, Хьюги? Дай мне слово.
— Конечно, конечно! — ответил Хьюго беспечным тоном. — Я обо всем позабочусь и, кроме того, скажу ему, чтобы впредь он сам разбирался со своими пострадавшими. Приносить их сюда слишком опасно!
Леона хотела было добавить что-то еще, но затем передумала. Ей было совершенно ясно, что самое главное Хьюго пропустил мимо ушей. Его мало заботило, станет ли Лью появляться у них в доме и в ее спальне или нет. Его занимала только опасность, которая угрожала ему самому.
О да, не было никакого смысла вдаваться в дальнейшие объяснения. Она знала, что в том, что касалось Лью, ее брат был слабоволен до предела. Ей придется самой позаботиться о себе.
Леона бросилась к себе в спальню и, захватив с полки буфета чашечку с травами, спустилась в кухню. Там она залила их крутым кипятком, добавив ложку вина, и, когда отвар был готов, процедила его, перелила в чайник и вернулась наверх. В коридорах не было ни души, она добралась до своей комнаты никем не замеченная и затем торопливыми шагами устремилась через узкий проход в зеленую туалетную.
Больной все еще бредил, лихорадка нарастала, и он вертелся на постели из стороны в сторону, на смуглом лбу выступили мелкие капельки пота. Его явно мучила жажда, и, когда Леона приподняла его голову, он залпом осушил две полные большие чашки отвара и выпил бы еще больше, если бы Леона не опустила его голову снова на подушку, решив, что с него достаточно. Разгоряченный лихорадкой, больной откинул одеяло, но она снова тщательно укрыла его и слегка задернула занавески, чтобы свет не падал ему налицо. Дав ему отвар, она терпеливо ждала еще около десяти минут, сидя рядом.
К этому времени бред прекратился, дыхание стало ровнее и глубже, и сам раненый заметно успокоился и перестал метаться. Ей и раньше приходилось наблюдать действие отвара, и она знала заведомо, что должно было за этим последовать. Очень скоро он погрузится в глубокий сон и пробудет в таком состоянии примерно шесть или восемь часов, пока не минует кризис.
Он проснется сильно вспотевшим, но в ясном сознании, жар уменьшится, от воспаления в ране не останется следа.
Она принесла кувшин с водой и стакан и поставила их у кровати, после чего, убедившись, что дыхание больного постепенно становится все более и более равномерным, на цыпочках вышла из комнаты, тихо прикрыв за, собой дверь.
Вернувшись к себе в спальню, Леона обнаружила, что приближается время обеда, и подошла к шкафу, чтобы достать оттуда единственное остававшееся у нее платье из белого батиста, очень простого покроя и ужасно старомодное; которое, кстати, уже начало садиться. При виде его девушка невольно пожалела о шелковом платье, сожженном ею этим утром. Но затем, вспомнив выражение глаз Лью Куэйла, когда тот сообщил ей, что это он выбирал ей подарок, и длинное зловещее пятно крови на юбке, она поняла, что, даже если бы это платье висело здесь, она бы никогда не осмелилась надеть его снова.
Леона сняла батистовое платье с вешалки и едва успела переодеться, как дверь распахнулась и в комнату стремительно влетел Хьюго. Он закрыл за собою дверь, прислушавшись на мгновение, как будто подозревал, что за ним следят, и затем с блестящими от волнения глазами обратился к ней: