Особенно,... 
73 
– My, – с серьезным видом обратилась она к ней, – ты ведь сейчас счастлива, правда?
– Счастлива? – словно эхо повторила та ее слова. – Да, счастлива, просто ужасно счастлива, Фенела. Я считаю, что находилась просто в ужасном состоянии, когда это все случилось, – я, разумеется, имею в виду происшествие с Илейн, – но теперь ты вышла замуж за Николаса, который мне кажется самым лучшим человеком на свете; у нас гостит тетя Джулия; да и вообще: теперь столько всего произошло, что позволяет смотреть в будущее с надеждой; и я поэтому никак не могу сейчас не быть счастливой.
– Очень рада услышать об этом, – ответила ей Фенела.
При этом она не могла удержаться от легкого вздоха.
– Есть только одна вещь, которая беспокоит меня, – продолжала My, – и это именно та причина, по которой не можешь быть счастливой и ты тоже. Ах, Фенела, выкинь из своей головы все мысли об этом глупом Рексе.
– Я и не думаю о нем совсем, – быстро ответила Фенела.
Нет, ты думаешь о нем, – проговорила My, – и я всегда точно могу определить, когда именно ты этим занимаешься. Лицо твое в этом случае принимает какое-то отстраненное выражение, а взгляд становится тоскливым. Это придает тебе довольно хорошенький, но очень печальный вид: и иногда ты в таком состоянии вызываешь у других раздражение – по крайней мере, если бы я была на месте Николаса, то испытывала бы в такие минуты к тебе именно это чувство.
– Ну а поскольку ты не Николас, то давай-ка не будем беспокоиться об этом, – иронично проговорила Фенела.
My отошла от стола и, подойдя к сестре, внезапно обняла ее за шею.
– Ах, Фенела, полюби его, – прошептала она, – обязательно полюби. Он ведь такой милый, действительно милый.
– В самом деле, My, не будь такой надоедливой, – сказала Фенела, отстраняя от себя девушку. – Тебе лучше бы не мешать и дать мне закончить этот пирог, потому что в противном случае тебе нечего будет есть за ленчем. Уже, наверное, одиннадцать. Сходи-ка и узнай, не нужно ли чего Саймону и сиделке. Как я полагаю, с тетей Джулией ты уже разговаривала об этом.
– Да, разговаривала, – ответила My, – и ей ничего не нужно. Она сейчас пишет письма.
– Тогда беги отсюда и оставь меня одну. Сейчас уже и вправду нет времени, чтобы вести задушевные беседы о наших сердечных тайнах.
– Хорошо, – ответила My и блуждающей походкой, бормоча что-то про себя, вышла из комнаты.
«Несколько месяцев назад, – подумала Фенела, – она бы залилась слезами из-за того, что ее так отчитали. За последнее время My определенно приобрела некоторую уверенность в себе».
Она была рада этим переменам в своей младшей сестре, но в то же время это вызывало в ней странное чувство утраты. My всегда держалась за нее, льнула к ней нервно и отчаянно, вследствие чего у Фенелы было чувство, что ее младшая сестра никогда не сможет обходиться без нее.
В настоящее время My как раз пыталась стать более самостоятельной, и хотя Фенела была рада этому, она не могла избавиться от сожаления, что в этом случае ее собственное одиночество только усилится.
Она положила раскатанное тесто поверх слоя фруктов на подготовленном блюде и только собралась нарезать пирог ножом, как вдруг услышала шаги в коридоре. По неловкой походке приближающегося человека, о которой свидетельствовали доносившиеся до нее неритмичные звуки, Фенела сразу поняла, кто через мгновение войдет в эту комнату.
– Доброе утро, Ник, – приветствовала она своего мужа, появившегося в дверях. – Ты появился неожиданно.
Вчера я не смог выбраться, – ответил Николас. – Весь день, начиная с самого утра и до поздней ночи, я провел на аэродроме. Вчера где-то около десяти часов пытался дозвониться до тебя, но никто не подходил к аппарату.
– Кто-то говорил вчера, что ему почудился телефонный звонок, – проговорила Фенела, – но у нас теперь здорово шумит новый радиоприемник. Ты ведь сам привез его Саймону, поэтому винить в происшедшем тебе следует только себя. Между прочим, Саймон прямо-таки в восторге от приемника.
– Рад слышать это.
Фенела пронесла блюдо с пирогом через кухню и поставила его затем в духовой шкаф.
– Ты знаешь, для меня это странно, – проговорила она. – Я никогда бы не поверила в то, что Саймон может с таким спокойствием воспринять случившееся с ним несчастье.
– Ты имеешь в виду его спокойное отношение к своей слепоте? – уточнил Николас.
– Спокойствие – это не то слово, – сказала Фенела, с легким стуком закрывая дверцу духовки. – Я полагаю, что к его нынешнему поведению больше подошло бы слово «мужество», а может быть, и что-то большее. Я бы сказала, – продолжала Фенела, – что это особый тип сверхщепетильного мужества, которое заставляет его вести себя сейчас так, чтобы ни единый человек не мог испытывать к нему чувства жалости. Он даже превращает свою беспомощность в предмет для шуток.
73 
