Особенно,... 
28 
Но Фенела уже поспешила на кухню готовить чай. My – следом, треща без умолку и буквально сгорая от нетерпения поскорее разузнать все подробности их с Рексом Рэнсомом неожиданной поездки.
– Что у него за дом? – поинтересовалась она.
– Отличный!
– А чего это он вдруг повез тебя туда, а? – не унималась My.
Фенела ничего не ответила, a My внезапно застыла как вкопанная посреди комнаты с чашкой в одной руке и блюдцем в другой.
– Фенела! – укоризненно провозгласила она. – По-моему, он в тебя влюблен!
Несмотря на отчаянные усилия воли, Фенела почувствовала, как стыдливый румянец заливает ее лицо.
– С чего ты взяла? – уклончиво пробормотала она.
– Ой, точно! – заявила My. – Ну, Фенела, уж мне-то могла бы все рассказать, слышишь?
– Не стоит делать поспешных выводов, – произнесла старшая сестра голосом, которому всячески старалась придать строгость. Но разве My проведешь!
– Фенела, Фенела, ну говори же! – нетерпеливо требовала младшая. – Ведь он влюблен, ведь правда? Да я и сама уже наполовину догадалась, когда увидела, как вы на пару подъезжаете к дому. Вы были похожи на…
– Ну-ну, так на кого же я была похожа?! – уже вконец отчаялась Фенела.
– …знаешь, вы… вы оба были словно в свежей утренней росе.
– Что-о? Какой кошмар! – рассмеялась Фенела.
Ну, если тебе не нравится, можно по-другому, – надулась My. – Вы выглядели… ну в точности как два котенка, забравшиеся в миску со сливками.
– Господи, час от часу не легче! – только и воскликнула Фенела. – Ах ты маленькая шалунья, которая вечно сует свой нос куда не следует! Ничего я тебе больше не скажу, вот так!
– Ну-у, Фенела, ну-у, пожалуйста, ну-у, скажи, скажи! – заныла Му.
– Да и рассказывать-то нечего, – пожала плечами Фенела. – Ты сама уже обо всем догадалась.
– Что он в тебя влюблен, а ты – в него?! – оживилась Му. – Так это правда, Фенела? О, потрясающе, просто потрясающе!
И вдруг девчушка замерла на месте, выражение ее лица резко изменилось, и она выкрикнула тоном, который – не выражай он совершенно искренне ее самые настоящие чувства – показался бы до смешного патетическим:
– Но, Фенела, этого никак нельзя!
– Нельзя чего? – опешила от неожиданности Фенела.
– Замуж за него нельзя.
– Но почему же? – Фенела произнесла свой вопрос сухо и отрывисто.
– Я и позабыла совсем… ну, об Илейн забыла. Знаешь, Фенела, ничего не получится, нельзя!
– Не понимаю, о чем ты? – сказала Фенела.
Но руки девушки уже дрожали, и блюдце выскользнуло из них, чтобы разлететься вдребезги на кухонном полу на тысячи крохотных осколков.
– Ну вот! Только взгляни, что ты натворила! Все из-за тебя… – сердито проворчала Фенела, нагибаясь за осколками.
Но My не обратила ни малейшего внимания на ее упреки, а вместо этого стояла, по-прежнему уставившись на старшую сестру как на фамильное привидение.
– Фенела, но послушай же, ты только пойми! – умоляла My. – Ведь Илейн и папа – а тут еще ты и ее муж… Ты просто не сможешь так поступить, это было бы слишком чудовищно, слишком!
– Ох, да выбрось ты из головы все эти глупости! – взвилась Фенела. – Хочешь быть умницей – подай-ка мне лучше щетку и миску. Сейчас не время для дискуссий, ясно? Особенно по личным вопросам…
My молча отвернулась, и, когда она возвращалась от буфета с миской и щеткой в руках, у Фенелы вдруг сжалось сердце: губки девочки отчаянно дрожали, а в огромных детских глазах стояли слезы.
Фенела отложила в сторону собранные фарфоровые осколки и обняла сестру.
– My, миленькая моя, ну, не надо, моя хорошая, – сказала она. – Ничего страшного, честное слово: разве что-нибудь решено окончательно? Вовсе нет! Да и, наверное, вообще не будет… слышишь?
My тут же всхлипнула с облегчением.
– Ой, я знала, ты так никогда не поступишь, – пролепетала она. – Кто угодно, только не ты!
Малышка чмокнула сестру в щеку, и Фенела почувствовала, что девчушка вся дрожит.
– Ну-ну, не волнуйся, милая, – успокоила ее девушка.
Фенела старалась говорить как можно увереннее, но замечала, что и ее собственный голос невольно дрожит и срывается от волнения. В мозгу ее неумолимым вопросом билась и билась одна и та же мысль:
«Как мне быть?!»
My, успокоившаяся так же быстро, как успокаивается дитя, испугавшееся вдруг темноты, вновь повеселела, и на личике ее заиграла прежняя безмятежная улыбка. Она взялась за поднос, сервированный для вечернего чая, чтобы отнести его в мастерскую, и, уже в дверях, обернувшись и стыдливо потупившись, сказала:
28 
