Глава 9

Капитан Сергей Сыч не был ранен осколками. Когда взорвалась первая граната, он упал на пол. А стол, подпрыгнувший чуть не до потолка, повалился на него, ударил столешницей по руке, сжимавшей пистолет. Сыч вскрикнул от боли, почувствовав, как хрустнули кости предплечья. После взрыва опустился плотный занавес пыли, сквозь который в шаге ничего не увидишь.

И еще из другой комнаты докатился крик Девяткина:

– Уходи, капитан!

Куда уходить, вопроса не было. Сквозь пыль пробивалось тусклое свечение двух разбитых окошек. Сыч, превозмогая боль в руке, поднялся на ноги. Дышать было нечем, ботинки скользили по битому стеклу. Со стороны коридора ударила короткая автоматная очередь, кто-то выстрелил из пистолета. И снова, выбивая труху из старых стен, веером разошлась длинная автоматная очередь. Переложив пистолет в здоровую левую руку, Сыч дважды выстрелил на звук, но, видно, промахнулся.

– Уходи, капитан! – снова заорал Девяткин. – Уходи!

Пространство плыло перед глазами, и Сыч вскарабкался на подоконник только с третьей попытки. Плохо соображая, что делает, въехал плечом в оконную раму. И в следующее мгновение вместе с ней полетел вниз. Свалился на односкатную крышу дровяного сарая, по ржавым кускам кровельного железа, словно с ледяной горки, съехал вниз. Чудом не поломав ноги, оказался в густом бурьяне, разросшемся под окнами. Тут грохнул новый взрыв, из окон посыпалось стекло, появилось облако дыма. Можно не сомневаться: после этого взрыва Девяткин не уцелел.

Глотнув свежего воздуха, Сыч вытер рукавом слезящиеся глаза. Поискал по карманам мобильный телефон, но не нашел ничего, кроме хлебных крошек. Даже наручные часы на стальном браслете куда-то пропали. Он засучил окровавленный рукав рубахи. Кажется, повреждение серьезное: из-под лопнувшей кожи торчит острый край сломанной лучевой кости. И снова рассыпался треск автоматной очереди. Это где-то наверху, но не в верхней квартире, а ниже.

Сыч выбрался из зарослей крапивы и репейника и зашагал к железнодорожной ветке. Правая нога почему-то подламывалась в колене и не хотела держать вес тела, а левая после удара о крышу дрожала от слабости и плохо сгибалась. Он еще не мог понять, как выбраться живым из этой переделки. Но уяснил: по эту сторону дороги для него спасения нет. Убийцы, кончив дело, спустятся вниз – и придет его черед помирать. Значит, надо перебираться на другую сторону насыпи. Там виднеются какие-то постройки – то ли склады, то ли брошенные сараи и заросли елей. Есть шанс спрятаться в них, дождаться милиции.

Он остановился и оглянулся назад в тот момент, когда человек с автоматом выходил из-за угла дома. Паша Пулемет был одет в куртку, когда-то светлую, а теперь темно-серую из-за въевшейся пыли и копоти. Лицо тоже серое, какое-то плоское, короткие волосы встали дыбом. Паша нутром чувствовал близкую кровь, понимал, что жертва не уйдет. Этот запах щекотал ноздри, будоражил душу охотника. Паша отстегнул от автомата расстрелянный магазин и достал из-под ремня снаряженный. Зарядил оружие на ходу и, передернув затвор, дослал патрон в патронник. Шел неторопливо, словно боялся споткнуться на твердых как камень комьях земли и, потеряв равновесие, растянуться на грунтовой тропинке. Он уже наглотался тротилового смрада и теперь испытывал мучительную тошноту и резь в глазах.

  42