– Нет, нет, – сказал он. – Я вас так подвез. Из личной симпатии.
– Берите уж. Если каждого за так возить, машину не на что будет заправить.
Женщина оставила после себя запах свежего лука и недорогих цветочных духов. Девяткин развернул пару мятых купюр, сунул их в нагрудный карман пиджака. На минуту задумался и мысленно согласился с пассажиркой: если каждого за так возить… Тут внимание переключилось на профессорского вида мужчину с бородкой клинышком. Он, включив вторую космическую скорость, несся прямо к машине, плечами прокладывая путь через скопление пассажиров.
– Такси, такси… Эй…
Профессор уже хотел открыть дверцу, когда Девяткин нажал на газ, развернулся и влился в поток автомобилей. Он набрал номер рабочего телефона. Когда трубку снял старший лейтенант Лебедев, сказал:
– Тут я получил агентурные сведения по поводу той девицы из парка. Ты нашел рядом с телом билет до пятой зоны Киевского направления. В тот же вечер, когда убили эту кралечку, в городе Апрелевка – это как раз пятая зона – были застрелены два милиционера. Теперь слушай сюда. Мой источник сказал: на месте происшествия – там, где грохнули ментов, – валялся раскрытый красный зонт.
– Красных зонтов много, – вставил Лебедев.
– А чехол от красного зонта лежал в сумочке убитой женщины. Все это мне очень не нравится. Билет на электричку, зонт этот… Слишком много совпадений. Сейчас позвони в Апрелевку и скажи, что мы приедем утром. Посмотрим, что у них есть по убийству ментов. И почему тот клятый зонт не упомянут в протоколе осмотра места происшествия.
* * *
Самолет до Москвы вылетал из аэропорта Кеннеди завтра утром. У Стаса Гуляева оставалось время, чтобы закончить все дела и собрать чемодан. Он вышел из офиса в шесть вечера, спустился в подземную парковку, сел за руль спортивного «Лексуса» последней модели. Остановил машину перед желто-черным шлагбаумом у будки дежурного и заплатил восемьдесят долларов за шесть часов стоянки.
Вскоре он выбрался из забитых машинами улиц Манхэттена на Бруклинский мост, включил радио, послушал прогноз погоды. Послезавтра обещали понижение температуры до восьмидесяти двух градусов по Фаренгейту, местами дожди с грозами. Погода хорошая, значит, задержки рейса не предвидится. Нет хуже, чем торчать несколько часов в аэропорту или в салоне «Боинга», ожидая разрешения на вылет.
Стас проскочил несколько мусульманских кварталов, миновал ботанический сад и, сделав пару поворотов, оказался на Брайтоне. Был теплый вечер, работали все магазины, открылись рестораны. Чтобы отыскать место для стоянки, пришлось проехать три квартала вперед, а затем вернуться назад. И с трудом втиснуть машину в только что освободившееся место. Наверху, по надземной линии метро, проложенной прямо над проезжей частью Брайтона, прогрохотал поезд. Стас зашел в продуктовый магазин, где не услышишь ни слова по-английски, и побродил по залу.
Здесь внутри все было устроено с тем же бестолковым примитивизмом, что и в московских магазинах. Все свободное место в зале заставлено коробками, за любым пустяком надо становиться в очередь, которая едва ползет. Однако именно сходство с русскими магазинами, эти отжившие свое прилавки, очереди, которые нечасто увидишь в Америке, принесли магазину популярность. Здесь покупатели не просто брали товар, они удовлетворяли потребность переброситься парой слов на родном языке, себя показывали и на других смотрели, перетирали последние сплетни и делились новостями.
Стас купил то, что любил отец: молочных сосисок и докторской колбасы, сделанных поляками. Маковый рулет «Вечерний звон», выпеченный в подвале за углом, горячие бублики, посыпанные маком и кунжутом, из того же подвала. И еще яблочный сок в картонном пакете. Если верить этикетке, его разлили в Москве. Стас вышел из магазина под желтое небо. Светился абрис луны, свежий ветер, набравший силу к вечеру, доносил запах йода и соли. За домами через дорогу начиналась широкая полоса пляжа, отделенная от жилых домов широченным деревянным тротуаром, протянувшимся вдоль океана на шесть кварталов.
Там, на этом деревянном настиле, теплыми летними вечерами встретишь половину Брайтона. Если бы не уличный шум, если бы не линия метро над головой, – и здесь, возле продуктового магазина, можно было бы услышать шум океанской волны. Наверняка в открытом павильоне, где играют в шахматы местные гроссмейстеры, сейчас нет свободных мест. У рюмочной «Москва» собрались все забулдыги, в прохладном зале «Националя» разминается оркестр, готовясь к вечернему наплыву состоятельных господ.