На Бронницкой Ласковину открыл засаленный желтоусый дедок в железных очках.
– Мебель,– солидно произнес Ласковин.– Вы – Клыкун?
Дедок изучил Андрея, как биолог – новый вид грызуна. Особо отметил поджившие шрамики на лице.
– Не,– хрюкнул он, завершив осмотр.– Мы – Бердерпуевы. Счас.
И пошаркал в глубь коридора.
Примерно минуты через три оттуда же раздалось «шлеп-шлеп» домашних тапочек, и перед Ласковиным появилась женщина средних лет, ничем не примечательная, кроме большой родинки под носом.
– Мебель,– как «сезам» повторил Ласковин.– Вы Клыкун?
Женщина близоруко прищурилась.
– Доставили?
– Извините? – удивилась женщина.– Но это вы должны были привезти?
– Не я,– с достоинством ответил Ласковин.– Я – проверяющий.
– Нет, не привезли. Сказали же – после трех.
– Уже три,– произнес Ласковин, взглянув на часы.– Три ноль шесть.
– Ну и что? – удивилась женщина.– Если после трех, так это не раньше пяти.
– Непорядок,– констатировал Ласковин.– Будем исправлять. Ладно. Заеду попозже.
– Пожалуйста.– И, помедлив, спросила: – Это что, теперь и на водку можно не давать?
– Ни в коем случае! – заявил Ласковин.– Все уже оплачено. Всего хорошего.
Мадам Клыкун как в воду глядела: фургон появился только в четверть шестого.
За это время Ласковин успел подкрепиться парой гамбургеров. Пленницу он кормить не стал, дал только воды и позволил справить малую нужду у стены в глухом соседнем дворике.
Галя не пыталась убежать или позвать на помощь. Страх парализовал ее. Стоило Ласковину просто повернуться к ней, как женщина начинала дрожать. Подобный ужас испытывает маленькая собачка, обнаружив, что угодила в медвежью берлогу.
Обшарпанный фургон остановился напротив нужной парадной. Два грузчика сноровисто извлекли из фургона диван и потащили к дверям.
– Ваши? – спросил Ласковин. Его машина стояла метрах в двадцати на противоположной стороне улицы.
Галя отрицательно покачала головой.
– А тот, что в кабине?
– Наш, Симаков.
Галя потрогала распухшую губу. Эта губа беспокоила ее намного больше, чем то, что Ласковин сделает с Симаковым.
Андрей вышел из машины. Неторопливо приблизился к фургону.
Шофер, молодой парень с острым, как воробьиный клюв, носом, слушал радио и был вполне доволен жизнью. В самое ближайшее время ему предстояло лишиться своего оптимизма.
Ласковин постучал в окошко.
Симаков открыл дверь:
– Чего?
– Земляк,– произнес Андрей.– Домкрата не найдется? Колесо спустило.
– Чего-чего? – Симаков наклонился к Ласковину. Андрей тут же сцапал его за ухо, подтянул к себе и второй рукой легонько двинул по шее.
– Один вопрос, один ответ… – Ласковин холодно усмехнулся.– И немного молчания. Понял меня? – Симаков не понял.
– Пусти, сука! – зашипел он и ширнул Ласковину в глаза растопыренными пальцами.
Андрей уклонился и с удовольствием рубанул ладонью.
Бровь Симакова лопнула, как раздавленная гусеница. Кровь щедро оросила его физиономию.
Ласковин выдернул труженика баранки из кабины, притиснул к борту фургона (Симаков бестолково махал руками, потеряв возможность координировать собственные движения) и слегка поддел коленом «чувство собственного достоинства» водилы-киднэппера. Тот сразу успокоился и посветлел лицом. Из красного стал белым.
– Куда ты их отвез? – негромко спросил Ласковин. Он не стал уточнять, кого именно. «Послушник» Симаков в уточнениях не нуждался.
– Пошел в жопу!
Не нуждаясь в уточнениях, он нуждался в небольшой порции «воспитательной работы».
Время Андрея было ограничено. Минут через пять спустятся грузчики. После бесплодной беседы с мадам Клыкун на тему «как трудно довезти вещь в сохранности», иначе говоря: «Тетя, с тебя на бухалово!» – настроение у них будет неважное. Утихомирить их Ласковину не труд, но зачем примешивать посторонних?
Две минуты точечной обработки – и «послушник» понял, что такое больно. И был рад ответить на любой вопрос собеседника.
– Куда ты их отвез? – вновь поинтересовался Ласковин, фиксируя указательным пальцем нервный узел.
– На Гривцова,– теперь уже без промедления ответил Симаков.– Номер не знаю, второй дом от Грибоедова, слева во двор.
– А там куда?
– Не знаю.– И, опасаясь, что Ласковин опять вернется к «воспитательной работе», быстро добавил: – Там над подъездом жопа нарисована!
– Это как? – удивился Ласковин.