Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
40 
Пришел доктор, обследовал рану, предварительно попросив Рокуэйну не смотреть на его манипуляции, а затем сказал в типично французской манере:
— Вы очень, очень красивы, Madame la Marquise[5], и очень выносливы и сильны, так что ваша рана быстро заживет, и я даже не думаю, что у вас поднимется температура.
— А шрам… останется?
— На вашей белоснежной коже останется лишь крошечное пятнышко, которое всегда будет напоминать вашему мужу о вашей отваге!
Он говорил так, как не стал бы говорить ни один английский врач, и она улыбнулась бородатому французу, когда он поцеловал ей руку и сказал:
— Вы удивительно отважны, мадам, и я почитаю за честь лечить такую прекрасную леди!
После визита врача ее навестил маркиз, и Мари вышла.
Маркиз посмотрел на Рокуэйну, затем сел на край кровати и взял ее за руку.
— Как вы себя чувствуете?
— Все хорошо, спасибо. Доктор сказал, что шрам будет не очень уродливым.
— Как вы отважились на такой поступок? — необычным для него тоном спросил маркиз.
— Я не очень отдавала себе отчет в том, что делаю. Я лишь понимала, что князь не имел права нападать на безоружного человека.
— Если бы не вы, удар, несомненно, пришелся бы мне прямо в сердце. — Он сжал ей руку, добавив: — Я уже приготовился к самому худшему, когда вы неожиданно спасли меня!
— Я рада, очень рада. Невозможно представить, что вы могли погибнуть.
— А разве я какой-то особенный?
— Конечно, а как же! Вы такой смелый, вы всегда побеждаете! Это была бы ужасная смерть или увечье, я даже не могу подумать об этом!
— Благодарю, но, позвольте полюбопытствовать, Рокуэйна, почему вы так говорите?
— Мне… мне просто не хотелось, чтобы вас убили, — сонным голосом сказала девушка.
Она почувствовала, что у нее слипаются глаза, и хотя ей хотелось продолжать разговор с маркизом, она словно погрузилась в ватные облака.
Засыпая, она чувствовала, что он не выпускает ее руку из своей.
Глава 7
— Я хочу встать, — произнесла Рокуэйна. Монахиня, расставлявшая цветы на туалетном столике, повернула к ней спокойное лицо и ответила:
— Доктор разрешил вам сегодня сойти ненадолго вниз. А пока, мадам, вы должны отдыхать.
«Я устала отдыхать», — сказала она про себя, не желая огорчать монахиню, которую доктор прислал ухаживать за ней.
Монахинь было двое. Одна дежурила по ночам, что означало, что больше маркиз не сидел рядом, а другая — днем.
Несмотря на оптимизм врача, в течение двух дней у нее была температура, после чего она чувствовала себя очень ослабевшей.
Но рана быстро заживала.
Девушка смотрела, как монахиня расставляет цветы, а затем спросила:
— А где месье?
— Поехал кататься, мадам.
— Кататься?
— Да, мадам, я видела, как он рано утром уезжал.
Рокуэйна хотела задать еще вопрос, но вовремя спохватилась.
Она собиралась спросить, один ли уехал маркиз.
Затем она с удивлением обнаружила, что этот факт ей небезразличен.
Когда он уезжал по делам, он мог быть и один, но в Буа, или куда еще он поехал кататься, он, несомненно, был с кем-то.
Она не могла поверить, что мысль о том, что маркиз взял с собой на прогулку какую-нибудь красивую леди, может вызвать куда более мучительное чувство, чем рана в плече.
Потом она призналась себе, что это — ревность. Она ревновала к любой женщине, которая была с маркизом: ревновала оттого, что сама не могла сопровождать его, а он поехал с кем-то.
«С чего вдруг… я ревную?» — спрашивала она себя, и неожиданно ответ пришел сам собой, словно был написан на стенах спальни огненными буквами.
Она любит его!
Ну конечно, любит. Как она могла так глупо поверить, что они станут друзьями, и не более того?
Теперь ей стало ясно, что она полюбила его еще задолго до встречи, когда до нее только доходили слухи о нем.
«Я люблю его», — говорила она про себя, понимая, насколько безнадежно рассчитывать на взаимность.
Скорее всего, после победы над князем, маркиз снова вернулся к рыжей зеленоглазой княгине.
Если же он решил, что это слишком рискованная авантюра, то ее место, несомненно, готовы занять другие женщины.
Теперь она по-другому воспринимала пришедшие ей на память рассказы о женщинах, так безумно любивших маркиза, что они кончали самоубийством или умирали от несчастной любви.
Лежа на подушках в роскошной комнате с расписным потолком, она думала о том, что без него ей было бы все равно где жить, хоть на чердаке.
40 
