Особенно,... 
101 
Уже после смерти Сталина Орлов опубликовал книгу «Тайная история сталинских преступлений», дал показания в Комиссии конгресса, однако и тогда каких-либо полезных для американских спецслужб сведений не выдал. Он спокойно прожил в Америке до 1973 года и, в отличие от других высокопоставленных перебежчиков, умер своей смертью.
Репрессии в отношении оперативных работников сказались — если не прямо, то косвенно — и на судьбах агентов, которых они вербовали или с которыми работали.
Филби, Маклейн, Бёрджес чуть было не были исключены из агентурной сети после того, как «выяснилось», что участники их вербовки и первоначальной работы с ними — Малли «враг народа», а Орлов «невозвращенец и предатель». Их не исключили, но на какое-то время «законсервировали».
Чтобы сохранить агентов, сотрудники Центра иногда шли на хитрости. В личном деле Китти Харрис, например, имеется запись: «Кем завербована — неизвестно». Это потому, что она была завербована Эйнгорном, осужденным «врагом народа», и наличие в «деле» его имени могло вынудить к прекращению связи с ней, а она была нужна.
К сожалению, по аналогичным причинам связь с некоторыми агентами была утрачена навсегда.
* * *
Возникает вопрос, протестовал ли кто-нибудь из разведчиков против репрессий (не считая беглецов и «невозвращенцев»)?
Автору известен один такой случай. Сын известного революционера и чекиста Михаила Сергеевича Кедрова, Игорь Михайлович Кедров (1908—1940), член ВКП(б) с 1931 года, сотрудник центрального аппарата ИНО ОГПУ, в феврале 1939 года вместе со своим другом, старшим уполномоченным КРО ГУГБ НКВД В.П. Голубевым (1913—1940) обратились в адрес Сталина и ЦКК с заявлением о нарушениях социалистической законности и недостатках в работе органов НКВД. Вскоре оба они были арестованы, обвинены в шпионаже и расстреляны. В 1954 году реабилитированы посмертно.
Сам Михаил Сергеевич Кедров, старый большевик, ненадолго пережил сына. Он был расстрелян в 1941 году. Посмертно реабилитирован.
Последствия репрессий для внешней разведки оказались ничуть не меньшими, если не большими, чем для военной.
К 1938 году были ликвидированы почти все нелегальные резидентуры, оказались утраченными связи почти со всеми нелегальными источниками, а некоторые из них были потеряны навсегда. Ветеран внешней разведки Рощин рассказывал мне, что когда после Отечественной войны он восстановил в Вене связь со своим бывшим агентом, тот воскликнул: «Где же вы были во время войны? Ведь я все эти годы был адъютантом самого генерала Кессельринга!» — одного из руководителей вермахта.
Иной раз в «легальных» резидентурах оставались всего один-два работника, зачастую молодых и неопытных, даже не знавших языка страны пребывания. (В Токио ни один работник не владел не только японским, но и никаким другим иностранным языком!) К тому же в коллективах разведчиков как в центральном аппарате, так и за рубежом, нередко господствовала обстановка недоверия, подозрительности и растерянности.
Трудности особого рода пережили «легальная» и нелегальная резидентуры в Германии. В силу сложившихся обстоятельств большинство сотрудников и агентов были евреями. Приход Гитлера к власти и начавшаяся кампания антисемитизма в стране привели к тому, что лица еврейской национальности вынуждены были покидать Германию. Таким образом, испытания на резидентуры свалились сразу с двух сторон.
В начале 1941 года начальник разведки П.М. Фитин представил руководству НКГБ отчет о работе внешней разведки с 1939 по 1941 год, в котором говорилось: «К началу 1939 года в результате разоблачения вражеского руководства (иначе он писать не мог. — И.Д.) в то время Иностранного отдела почти все резиденты за кордоном были отозваны и отстранены от работы. Большинство из них затем было арестовано, а остальная часть подлежала проверке.
Ни о какой разведывательной работе за кордоном при этом положении не могло быть и речи. Задача состояла в том, чтобы наряду с созданием аппарата самого Отдела создать и аппарат резидентур за кордоном».
В «Очерках истории российской внешней разведки» (т. 3) сказано, что «потери состава были столь велики, что в 1938 году в течение 127 дней подряд из внешней разведки руководству страны вообще не поступало никакой информации. Бывало, что даже сообщения на имя Сталина некому было подписать, и они отправлялись за подписью рядовых сотрудников аппарата разведки». Такое положение стало следствием того, что разгрому подверглись не только резидентуры, но и центральный аппарат разведок.
101 
