— Он всех нас угробит, — прошептал Миша Блохин.
Он больше не мог стоять на карачках, сел на пол и неожиданно заплакал, размазывая кулаками.
— Всех угрохает, — Блохин шмыгал носом и всхлипывал. — Они ведь не стреляли. Авось, пронесло бы. Надо было тихо сидеть. А он, гад такой… Сейчас я выйду из дома. Скажу им…
Бобрик не дослушал. Протянув руку, поднял с пола кухонный нож.
— Только пошевелись, — прошептал он. — И вместо горла у тебя останется большая дырка.
Миша боязливо глянул на нож, вытер последнюю слезинку и сказал:
— Что ж, раз так судьбой дадено, чтобы сегодня подохнуть… Значит, так тому и быть.
Сидя под столом, Блохин вздыхал и тер ладонью подбородок, заросший щетиной. Звук получался приятный, будто лодка шла камышами. Мише казалось, что сейчас входную дверь выбьют прикладами, бандиты ворвутся в дом и все кончится. Он вспомнил свою прежнюю сытую и благополучную жизнь, в той жизни он любил читать последние страницы местной газеты, где печатали некрологи: «Трагически погиб…», «Безвременно ушел». Эти слова убаюкивали, как тихая музыка, напоминая о том, что все равны перед лицом вечности, а человеческая жизнь — всего лишь плевок на асфальте. И теперь, за минуту до гибели, Блохин всеми силами стремился настроиться на спокойную философскую волну. Но не получалось. Животный страх съедал душу, руки колотила дрожь, сердце билось не на своем месте, а где-то в желудке. А ценность человеческой жизни взлетела до астрономических высот.
Снова встав на карачки, он подполз к Бобрику.
— Слышь, давай вместе выйдем. Мол, этот Костя не с нами. Он сам по себе. Если ты не захочешь, я сам пойду. Хоть режь меня, пойду один. И не боюсь я твоего ножа.
Бобрик, ухватив Мишу за ворот рубахи, притянул к себе и со всего маху врезал кулаком по морде. Блохин, раскинув в стороны руки, распластался на полу. Выстрелы послышались, когда Бобрик мысленно уже успел похоронить Логинова. Сначала два пистолетных хлопка. За ними короткая автоматная очередь, снова пистолетные выстрелы. Один, другой, третий… Пальнуло ружье. Наступила тишина. И снова пистолетные выстрелы.
Прошла минута, наполненная стонами Миши. Блохин тяжело дышал и плевался кровью. Пальба за окном стихла. Бобрик, привстав, выглянул в окно. Никого не видно. Он снова, присел на корточки у стены.
Зажмурив глаза, Бобрик старался отвлечься от страшных мыслей, вспомнить о чем-то хорошем или о чем-то смешном, но ничего такого на ум не приходило. Ни к селу, ни к городу всплыл из памяти рассказ Леки Черных об одной девчонке из публичного дома, которая сама себя называла Ракетой и просила, чтобы все окружающие звали ее не Валей, а именно Ракетой. Она была уверена, что мужикам нравятся всякие такие штуки: самолеты, ракеты и прочая муть. Дело кончилось тем, что Ракету заразили дурной болезнью и вышвырнули из дома терпимости с космической скоростью.
Бобрик вздрогнул, когда в дверь постучали.
— Кто? — крикнул он хриплым голосом.
— Свои, — Логинов стукнул в дверь носком ботинка.
Вскочив на ноги, Бобрик отодвинул щеколду. Костя стоял на пороге, будто вернулся с приятной прогулки по окрестностям.
— Ну, чего?
— Два трупа вот там, за плитам, — ответил Логинов. — И еще один с другой стороны забора. Был и четвертый. Но тот в лес убежал. Он ранет в бок. Заводи мотоцикл, гонщик.
***
Чем меньше оставалось времени до окончания поездки, тем выше поднимался градус настроения Краснопольского. Не действовала на нервы до тупости осторожная манера езды Ландау, никогда не превышавшего скорость, не вылезавшего в левый ряд. Наверняка любимые поговорки этого придурка: «тише едешь — дальше будешь»и «быстро поедешь — тихо понесут». Дважды Элвис показывал не тот поворот, то ли по забывчивости, то ли по незнанию, то ли нарочно. Возможно, ему просто хотелось прожить лишние десять минут, выкурить еще одну сигарету, посмотреть на унылый придорожный пейзаж.
На последнем повороте на грунтовку бумер притормозил, мигнув стоп-сигналами, мимо проехал и погнал дальше грузовик с дырявым глушителем. Он ревел, как авиалайнер, идущий на взлет. Ленка проводила машину долгим печальным взглядом. Проехали лесопосадки, пустое поле с одиноким дубом у обочины. С ветки взлетела откормленная ворона и, тяжело взмахнув крыльями, исчезла. Когда въехали на территорию бывшей стройки, солнце уже заслонили облака, они быстро затянули небо, по капоту и крыше бумера забарабанили первые, еще мелкие капли дождя.