Особенно,... 
100 
— Я шучу только два раза в год: первого апреля и в свой день рождения.
Поветкин заговорил хрипло, с каким-то странным нутряным хрипом, будто болел бронхитом. Плотское желание обладать этой гоношистой девчонкой, взять ее прямо здесь и сейчас, в гримерке, пересилило все доводы разума и жизненный опыт. Внутренний голос, вкрадчиво шептал в самую душу, что нужно немедленно остановиться, проявить терпение, со временем спелый плод сам упадет в руки. Но к черту этот голос и проклятое терпение. К этому все шло, так пусть это случится.
— И все окружающие давно изучили мои привычки и наклонности, — продолжал главреж. — Знают, что с юмором у меня туго. Одна ты где-то витаешь. Никак на грешную землю не опустишься. У тебя было время подумать.
***
Лариса поднялась с одноногой табуретки, давая понять, что продолжать эту бодягу, нет смысла. Набросив на плечо ремень сумочки, рванулась к двери. Дернула на себя ручку, заперто. Хотела повернуть ключ в замке, но не успела. Поветкин, подскочив сзади, дернул за плечо, развернул к себе. Ремень соскользнул с плеча, сумочка упала на пол, щелкнул клапан, по паркету покатились тюбик губной помады, мелкие монеты, мобильник. Лариса подняла руки, закрывая лицо. Казалось, Поветкин готов ударить ее.
Главреж мертвой хваткой вцепился в запястья, с силой потянул их вниз. Навалился грудью, прижавшись своими губами к ее губам. Лариса дергала руками, чувствуя, что на коже остаются синяки, но не могла вырваться. Кое-как она отпихнула в сторону Поветкина, но тот уже одной рукой вцепился в волосы, другой рукой за локоть рванул на себя, отбросил на середину комнаты. Высокий каблук поехал в сторону, хрустнул и сломался в основании, Ларису шатнуло, чтобы сохранить равновесие, она махнула руками. Задела, уронила матерчатую ширму. Поветкин оказался рядом, уцепившись за плечи, притянул девушку к себе.
— Отстань, — Лариса замолотила кулаками по груди главрежа. — Отстань…
Поветкин отступил на шаг, он уже вошел в раж и точно понял, что свою добычу не выпустит. Лариса опустила руки, решив, что борьба закончилась. И в следующее мгновение получила увесистую пощечину справа. Голову мотнуло в сторону. В следующее мгновение Поветкин наотмашь ударил слева. На щеках выступили бордовые пятна, на глаза навернулись слезы. Ларису чудом устояла на ногах и получила еще справа и слева. Кровь из носа капнула на светлую ткань блузки, на рукава и грудь. Лариса ладонью размазала кровь по подбородку, широко открыла рот, казалось, дыхания не хватает, в душной гримерке совсем нет воздуха, сейчас она лишится чувств. Не от боли, от унижения, которого еще никогда в жизни не испытывала.
— Теперь тебе легче? — заорал Поветкин ей в лицо. — Ты роль хотела получить. Пожалуйста… Только одно условие. Если кобылка с норовом, надо ее объездить.
— Кретин…
— Чего ты из себя целку корчишь? — Поветкин плюнул на пол. — Смотреть тошно, как ты выдрючиваешься.
Лариса пропустила момент замаха, потому что мир уже плыл перед глазами, тыльной стороной ладони главреж ударил ее по шее.
— Отстань, — прошептала она. — Я ничего не хотела. Пожалуйста… Не надо…
— Ты не хотела? — взвился главреж, он снова вцепился в предплечья, потянул вниз, прижав Ларису к подоконнику. На пол грохнулся горшок с цветком, рассыпался черный грунт, сквозь который проступили белые корни растения. — Не хотела? Ты только об этом и мечтала. Лживая сука. Ты прислала ко мне своего папашу. Торгаша и лавочника. Эту мелкую тварь. Он умолял меня пристроить его дочурку. Он просил: дайте ей хоть что-нибудь…
Лариса побледнела, будто на этот раз ее ударили не ладонью, с размаху въехали кулаком в лицо. Теперь воздуха точно не хватало. Она почувствовала, как руки повисли вдоль туловища, ноги обмякли, а колени подогнулись. Чтобы не упасть, она присела на высокий подоконник.
— Ты врешь, — сказала Лариса. — Ты все врешь. Отец не мог…
— Отец не мог, — строя дикие рожи, передразнил Поветкин. — Ты как, полная идиотка или только уроки берешь? Твой папаша, этот Михаил Адамович вел себя, как нищий на паперти. Даже хуже. Зад мне до блеска языком отполировал: вы такой великий, вы такая знаменитость… Что вам стоит дать моей дочери роль? Вы составите счастье ее жизни.
— Этого не может быть.
— Еще как может, — во весь голос заорал Поветкин. — Я не знал, куда деть глаза от стыда. Он только что на коленях передо мной не ползал. На твоего Адамыча было жалко смотреть. А потом этот хренов торгаш понял, что со мной трудно договориться. И решил предложить мне деньги. Мне, человеку чье имя с благоговением произносят в театрах Европы, он совал деньги, — главреж стукнул себя кулаком в грудь. — Какое дерьмо. Какая грязь. Мерзость. И я согласился. Дрогнул и согласился. Не из-за денег. Я понял, что ты согласна. А теперь, когда подошла пора отрабатывать авансы, крутишь жопой. И говоришь, что ты не хотела никакой роли.
100 
