— Это правда! — воскликнула она. — Мы едим, спим и молимся под бой часов, будто это звон монастырского колокола. Слава Богу, что меня еще не заставляют носить одеяния послушницы!
Лицо маркиза по-прежнему оставалось жестким.
— Как монахини? — повторил он.
Евгения подняла голову и смело посмотрела на него.
-Да.
— Я уверен, что даже монашеское одеяние будет смотреться на вас как самое модное платье, мисс Давдейл.
Евгения, впервые глядя маркизу в лицо, заметила искорки смеха в уголках его глаз.
— Спасибо, — пробормотала она, слегка смутившись.
Миссис Давдейл, которая с волнением прислушивалась к их диалогу, почувствовала, что напряжение немного ослабло.
— Выпейте с нами чаю, — предложила она.
Евгения и маркиз вместе подошли к столу. Миссис Давдейл казалось, что он пытается запомнить каждый взмах ресниц Евгении, каждый ее взгляд. Мать уже слышала в воображении свадебные колокола. Она кашлянула и принялась наливать чай.
— Надеюсь, подготовка к балу у лорда Бескомба идет полным ходом?
Маркиз оторвал взгляд от Евгении и вежливо отозвался.
— Вероятно. Я слышал, леди и лорд Бескомб наняли венский оркестр.
— И почему-то итальянских кондитеров, — вмешалась тетка Клорис. — Не понимаю. Неужели старые добрые английские пекари не сделали бы то же самое?
Маркиз снова посмотрел на Евгению. В солнечных лучах, падавших из окна, ее волосы светились вокруг головы как ореол.
— Могу ли я надеяться, что мисс Давдейл передумала и изменила свое решение по поводу бала? — тихо спросил он. — Могу ли я надеяться, что теперь вы примете мое приглашение?
Евгения уставилась в чашку.
— Боюсь, я останусь при своем мнении. Я не поеду.
— Она шутит, — в ужасе воскликнула миссис Давдейл. — Она очень хочет поехать!
— Мама! — резко возразила Евгения. — Надеюсь, мне будет позволено самой разобраться, чего я хочу, а чего — нет!
Маркиз переводил взгляд с дочери на мать. Он почувствовал, что затронута болезненная для обеих тема, и понял, что его присутствие только осложняет положение. Он встал из-за стола и поклонился.
— Дамы, прошу разрешения покинуть вас. У меня... появилось срочное дело.
Миссис Давдейл бросила на Евгению сердитый взгляд, потом ответила:
— Но вы придете еще? Вы здесь всегда желанный гость!
— Спасибо, — ответил маркиз.
Миссис Давдейл настояла на том, чтобы проводить маркиза. Она хотела заверить его, что сделает все, что в ее силах, чтобы убедить Евгению поехать на бал.
Когда дверь за ними закрылась, тетя Клорис скрестила руки на груди и уставилась на Евгению.
— Я вот подумываю, не поехать ли мне на бал к Бескомбам, если ты откажешься, — задумчиво проговорила она.
Евгения была потрясена.
— Но, тетя, вы же не любите подобные мероприятия!
— Не люблю. Но на балу леди Бескомб собирается продемонстрировать свой портрет, который написал Грэгор. Я хочу на него взглянуть. И это единственный случай, когда я смогу его увидеть, потому что после бала она собирается отослать его в поместье. А туда я точно никогда не поеду. Ужасное место! Страшная сырость!
- Грэгор писал портрет леди Бескомб?
— Ну да. Вспомни, именно леди Бескомб порекомендовала его. Она с ним носится так, будто он сын Петра Первого!
— Вы думаете... Грэгор будет... на балу? — тихо спросила Евгения.
— Несомненно. Я не удивлюсь, если он будет танцевать с самой леди Бескомб.
Евгению охватила дрожь. Она встала со своего места.
— Простите меня, тетя Клорис. Мне нужно... нужно поговорить с маркизом, прежде чем он уедет.
— Хм! Все меня бросают, — проворчала старуха, но жестом отпустила племянницу.
Евгения выскочила из комнаты. Прихожая была пуста. Девушка увидела, что мать стоит у парадной двери и прощально машет рукой. Потом послышался звук отъезжающего экипажа. Маркиз уехал. Ничего страшного. Она напишет ему.
Евгения поспешила наверх, в свою спальню, нашла на письменном столе лист почтовой бумаги, обмакнула перо в чернильницу и принялась быстро писать. Потом помахала листком в воздухе, пока не высохли чернила, и запечатала письмо.
Она приняла приглашение маркиза. Она поедет на бал! На ней будет розовое шелковое платье, и она будет танцевать с Грэгором Бродоски. Она будет танцевать всю ночь только с ним, и его русское сердце будет громко стучать — бум-бум-бум, — когда он сожмет ее в своих объятиях.