57 
На мгновение он заколебался, но потом решился произнести то, что никогда и никому не говорил.
— Я хотел бы просить вас стать моей женой, — сказал он. — Один лишь Господь знает, как сильно я хочу этого, но боюсь, это невозможно!
В слабом утреннем свете он увидел, как вдруг засияло лицо девушки. Ему было больно смотреть в эти счастливые глаза, и он отвернулся.
— У меня нет дома. Я не имею права просить вас разделить со мной мою судьбу.
— Но… но мы любим друг друга! — Она почти выкрикнула эти слова.
Он резко повернулся к ней.
— Да, я люблю вас, Ванда. Я даже не представлял, что можно так сильно любить. Когда я выносил вас из огня, то думал, что погибнуть вместе не так страшно. Все равно это лучше, чем спастись и расстаться.
— Нет, это невозможно! Мы должны найти выход!
В ее словах было столько пылкой надежды и непоколебимой уверенности, что любые трудности можно преодолеть, столько страстной решимости юного сердца, еще не испытавшего разочарований.
Ричард склонился к ее губам. Чуть не задохнувшись от поцелуя, она отстранилась от него и, сияя, воскликнула:
— Все будет хорошо, я уверена!
Он лишь молча смотрел на нее, не желая разрушать ее радость.
Сани остановились у дома баронессы, и заспанный лакей открыл им дверь. Ричард помог Ванде подняться по только что посыпанным песком каменным ступеням и хотел попрощаться, но она прильнула к его руке.
— Пожалуйста, не уходите.
Она смотрела такими глазами, что он сдался и вошел с ней в дом. Слуги быстро разожгли камин в уютной гостиной, и дворецкий сообщил, что завтрак будет готов через пять минут.
— Я должна показаться баронессе. Вы ведь не уйдете до моего возвращения? — Ее вопросительный тон обезоруживал.
— Я дождусь вас, — пообещал ей Ричард.
Она улыбнулась и легко взлетела по лестнице, словно за спиной у нее выросли крылья. Ричард потребовал горячей воды и, взглянув в зеркало, сразу понял, почему так весело смеялся Александр. Лицо и волосы почернели от копоти, галстук превратился в грязную мятую тряпку.
Судя по всему, слуги баронессы были привычны к любой неожиданности. Когда двадцать минут спустя он вернулся в гостиную, он был умыт и побрит, на нем был повязан безупречно чистый галстук, а его обожженные ноги были перебинтованы.
Завтрак был готов, но Ванда еще не появлялась. Ричард уже хотел приступить к еде или выпить глоток горячего шоколада, когда она вбежала в гостиную.
Она переоделась в белое кисейное платье, ее золотистые, гладко расчесанные волосы свободно спадали на плечи. Казалось, вся она излучала счастье и радость.
Она была так молода, так свежа и так прекрасна, что на время Ричард забыл о всех, своих горестях. Он помнил лишь о том, что любит и любим. Ричард протянул ей навстречу руки, и она прижалась к нему.
— Я боялась, что вы исчезнете. Все никак не могу поверить, что это не сон.
— А разве сон может быть лучше? — спросил он, прикасаясь к ее губам. Он чувствовал, как она трепетала в его объятиях. Несказанный восторг охватил их обоих, и даже комната, казалось, наполнилась их счастьем а радостью.
— Скажите, что вы любите меня! — властно потребовал Ричард, глядя ей прямо в глаза.
™ Я знала, всегда знала, что любовь должна быть именно такой, — ответила Ванда.
Он взял ее ладони и по очереди целовал каждый пальчик, пока она, смеясь, не подтолкнула его к столу.
— Вы, наверное, голодны. Как же долго тянулась эта ночь!
Они уселись за стол бок о бок, и Ричард ел левой рукой: правой он держал руку Ванды.
— Баронесса проснулась. Я рассказала ей, что произошло, и она хочет видеть вас после завтрака.
Ричард всегда помнил о своем финансовом положении и незавидной подмоченной репутации, но когда Ванда находилась рядом, все вылетало из головы.
Он мог думать только об этих крохотных пальчиках, сжимающих его руку, о сияющих глазах, о губах, которые влекли его все больше. Он не замечал, что ел и пил, ему было просто хорошо.
Уже позже, поднимаясь в комнату баронессы, он с ужасом думал, как сумеет объяснить им обеим, баронессе и Ванде, что их любовь обречена с самого начала.
Подойдя к двери, Ванда успокоила его:
— Пожалуйста, не бойтесь ее. Я тоже была напугана поначалу, пока не поняла, как она добра и одинока. Она бывает резковата, но только потому, что не хочет показывать свою слабость и не любит, когда ее жалеют. Баронесса так добра ко мне!
57 
