— А я тебе и не звонил… — растерянно возразил Мика.
Бавли недоверчиво ухмыльнулся:
— А с чего бы это я примчался рано утром на Московский вокзал тебя встречать?! По наитию, что ли?!
— Вот и я тогда подумал на вокзале — с чего это Яшка меня встречает?…
— Хорошо же ты, наверное, тогда в Москве надрался с вечера, если ни черта не помнишь! Классический пример посталкогольной амнезии…
… Когда Мика остался с Альфредом наедине, он спросил:
— Твоих рук дело?
— Да! — с вызовом ответил Альфред. — У тебя есть возражения?
— Альфредик… Ну какие у меня могут быть возражения, спаситель ты мой? Непрочитанная ты моя книга. Что ни день — то новая страница!.. В следующий раз, когда ты с кем-нибудь будешь договариваться моим голосом, предупреждай меня. Чтобы я потом не чувствовал себя идиотом. Ладно?
***
Ах, как прав был Яша Бавли! Все, что еще вчера имело вес и ценность, сегодня катастрофически теряло какой-либо смысл…
Мика отдал свой заграничный паспорт в иностранную комиссию Союза художников, там же заполнил анкеты, там же отыскалось несколько старых Микиных фотографий от прошлых поездок, посудачил с одной симпатичной бабешкой — переводчицей с испанского, уже давно работавшей в иностранной комиссии. Это она однажды спросила Мику перед каким-то оформлением за очередной рубеж:
— Михал Сергеич, у вас никаких изменений в жизни не произошло? Я могу писать «объективку» с прошлой поездки?
Сын Серега тогда проходил военную службу в погранвойсках, куда пристроил его Микин приятель-кагэбэшник. Там же Серега, как и положено было, вступил в партию.
— Вроде бы никаких изменений, — пожал плечами Мика. — Разве что вот только Сережка мой стал членом партии, там, у себя в армии…
— Ага! — деловито сказала эта симпатяга на полном серьезе. — Значит, теперь будем писать во всех анкетах: «Поляков — отец коммуниста».
Там же, в Союзе художников, Мика запасся официальным письмом, подтверждающим, что «…заслуженный деятель искусств РСФСР, лауреат Государственной премии, член Союза художников М. С. Поляков выезжает в Федеративную Республику Германию в творческую командировку…».
Так как Габриэль обещал Мике сразу же по приезде организовать выставку его работ, Мика отобрал сотни полторы рисунков, карикатур и оригиналов книжных иллюстраций, на всякий случай захватил пару книжек со своим оформлением для презентов, погрузил папки в машину и поехал в Ленинградское отделение Министерства культуры. Там за симпатичную трепотню, книжки с автографами и копию письма Союза художников две кокетливые чиновные дамы охотно проштемпелевали с обратной стороны все полтораста работ Мики Полякова большой квадратной печатью со словами «Разрешено к временному вывозу». Таким образом исключив все вопросы на грядущем таможенном досмотре.
Вечером того же дня позвонил, а потом и приехал с вечной бутылкой коньяка старый Микин друг-приятель Степа — генерал-майор КГБ.
Недолго проходил Степан в генералах — года два-три, что ли… Волна преобразований и перестройки ощутимо коснулась и этой могучей организации: полетели чуть ли не все старые кадры. В том числе и Степан.
Мика возился в кабинете, а Степан уже привычно расставлял в кухне тарелки, готовил закусь, но рюмки не смог найти и крикнул:
— Мишаня! Где у тебя теперь рюмаши?
Но Мика не слышал. Он вместе с Альфредом отбирал дипломы прошлых выставок и книжки, оформленные им и награжденные за это оформление, и иллюстрации с дипломами и призами разных стран.
— Мишка!!! Елки-палки!.. Не докричаться… Где рюмки, спрашиваю?! — еще громче завопил из кухни бывший генерал Степа.
Только Мика хотел было ему ответить, как вдруг неожиданно, совершенно МИКИНЫМ ГОЛОСОМ Альфред прокричал на всю квартиру:
— Наверху, в шкафчике над холодильником! Достань только одну! Я пить не буду…
И уже СВОИМ ГОЛОСОМ тихо сказал Мике:
— Пить ты не будешь до тех пор, пока не пройдешь полного обследования там, в Мюнхене. Это не мой каприз. Так велел доктор Бавли.
Было хорошо слышно, как в кухне бывший генерал Степа сочувственно матюгнулся. Мика удивленно покачал головой:
— Странно слышать свой голос со стороны. Неузнаваемый какой-то… Мне даже киноактеры говорили, что не всегда узнают свой голос с экрана. Только те, кто много работает на дубляже иностранных фильмов.
… Долго сидели на кухне вдвоем. Степа пил коньяк, закусывал традиционной яичницей с колбасой. Мика ковырялся в овсянке, еще утром сваренной Альфредом, тоскливо жевал кусочек невкусного сыра, запивал жидким переслащенным чаем.