– Да, история, – Вербицкий задумчиво почесал затылок. – И советы давать дело неблагодарное: как бы ты поступил, как бы я поступил. Все это художественный свист, задним умом все умны.
* * *
Таня неслышными шагами подкралась к столику, поставила перед Ирошниковым большую тарелку с тефтелями, куском курицы и чашку кофе, снова ушла на кухню, вернулась с порцией хлеба на одном блюдечке и пирожным на другом.
– Ешьте, пожалуйста, – она помаячила перед столом, не зная, оставаться ей вместе с мужчинами или уйти. – Я в другой комнате посижу, – Татьяна кивнула головой на дверь.
– Нет, нет, оставайтесь здесь, – запротестовал Ирошников, быстро успевший набить рот. – Вы нам нисколько не мешаете. Какие могут быть секреты от жены друга?
Кивнув, Татьяна села на край дивана и стала наблюдать, как Ирошников быстро, с немым ожесточением поглощает пищу.
– Может, выпить хочешь? – предложил Вербицкий. – У меня коньяк есть хороший.
– Сейчас утро, не время для возлияний, – хлебным мякишем Ирошников нагружал рис на вилку. – В прежние времена, выпил бы без звука. Но теперь пришлось поменять привычки из соображений конспирации и вообще человеческой осторожности, – Ирошников посмотрел на притихшую на диване Татьяну и так страшно завращал глазами, что женщине сделалось не по себе. – Жизнь в бегах… Теперь это удовольствие испытал на собственной шкуре.
Татьяна долго думала над ответом и, наконец, сказала:
– Да, вам не позавидуешь.
– Точно, не позавидуешь, – Ирошников взял курицу за косточку и вонзил зубы в белую мякоть. – Тяжкий это труд, от милиции бегать.
– Но ведь от самого себя не убежишь.
Реплика сорвалась с женских губ непроизвольно, так вырывается из груди дыхание, Татьяна тут же пожалела о своих словах, постаралась исправиться, но только ещё больше запуталась.
– То есть я хочу сказать… Хочу сказать, что вас обвинили голословно… Мы с Валерой не верим, что это вы совершили… Ну, эти преступления. Мы знаем, что это вы убили. То есть убили, но не вы, – Татьяна запуталась окончательно. – Простите.
– Ничего, ничего, – Ирошников внимательно выслушал бестолковый монолог хозяйки, снова нагнулся над тарелкой. – Я уже привык, что люди, посвященные в мои проблемы, глядят на меня как бы это сказать, – он щелкнул пальцами. – Глядят на меня с удивлением, так смотрят на тяжело больных, словно я ещё вчера непременно должен был умереть, но ещё жив по какому-то недоразумению. Глядят и прикидывают про себя: сколько, друг, ты ещё протянешь? В смысле, долго ли пробегаешь.
– Я совсем не то хотела сказать, – Татьяна заерзала на диване, словно искала и не могла найти удобной позы. – Ведь вас голословно обвинили, оклеветали…
– Никак нет, – Ирошников обглодал куриную косточку. – Улик, собранных против меня, на троих хватит и ещё останется.
– Понимаю, понимаю, – пробормотала Татьяна.
Ирошников хотел сказать, что хозяйка ничего не понимает, ничего не знает и наверняка считает его убийцей, но вместо этого он весело спросил.
– А помните, как мы погуляли у вас в гостях на прошлый Новый год? Славно погуляли, капитально.
Ирошников посмотрел на хозяйку. Интересно, она заявит или не заявит? С одной стороны, свидетель – слишком муторная обязанность, с другой стороны, нужно выполнить свой гражданский долг. Люди вроде этой Татьяны просто заражены комплексом неисполненного долга. Она может и заявить, хотя муж станет её отговаривать. В таком случае она заявит тайком от мужа: сегодня к нам приходил беглый убийца, примите все меры. Мол, у этого Ирошникова и аппетит настоящего убийцы. Он съел огромную тарелку тефтелей, курицу и ушел в неизвестном направлении. Видимо, нанизывать на лыжную палку ещё одну бабушку.
– Да, погуляли мы на славу, – Вербицкий погладил себя по твердому животу. – Мой фельдшер Одинцов чуть из окна не выпал.
– Кажется, сто лет назад все это происходило, – вздохнул Ирошников. – В какой-то другой жизни.
– Да, веселые времена, – Вербицкий обернулся к жене. – Танечка, будь любезна… Нам с Антоном нужно поговорить с глазу на глаз, ты понимаешь.
– Конечно, – Татьяна подскочила с дивана, с благодарностью улыбнулась мужу, мол, спасибо, что избавил меня от общества этого страшного человека, и закрылась в соседней комнате.
– Спасибо за угощение, – Ирошников отодвинул от себя пустую тарелку. – Все-таки, домашняя кухня – это из разряда вечных ценностей, нетленных.