Особенно,... 
103 
Бородач легко вскочил на ноги, выхватил из костра пылающий сук и ткнул им в сгустившуюся под ветками тьму. Пламя озарило подвешенный мешок. Бородач толкнул его головней, разворачивая. Уши Ласковина резанул пронзительный взвой, и он увидел два отливающих изумрудным огня, а потом – заросшее мехом лицо. Или морду? Громадная обезьяна – верней, нечто среднее между обезьяной и медведем – была подвешена над землей на цепях, головой вниз, причем сама голова, в сером, похожем на грязный мох меху, оттянута назад переплетением ремней и выгнута затылком к спине. «Обезьяна» уставилась на Ласковина, и тут прямо у него на глазах нижняя часть морды, челюсти в клочковатой серо-зеленой бороде начали удлиняться, причем раздваиваясь посередине из-за двух сдерживающих, крест-накрест, ремней. Кривые клыки выглянули из-под нижней губы. Бородач ткнул пылающей головней прямо в удлинившуюся морду, и шерсть на ней вспыхнула, сворачиваясь спиральками. Выдвинувшиеся челюсти «втянулись» обратно, и оборотень глухо зарычал. Бородач усмехнулся и воткнул горящий конец головни прямо в изумрудный глаз.
Истошный вопль, шипение огня, лязг раскачивающихся цепей… Андрей отшатнулся.
– Довольно,– попросил он.
– Довольно – что? – спросил бородач, опуская головню.
– Не издевайся над животным!
– Он? Живой? – Двойник разразился хохотом. И прижал угасающий сук к мохнатому боку.
Новый истошный вопль. Вонь стала почти невыносимой.
– Смотри, владыка! Смотри сюда! – крикнул двойник и, схватив оборотня за почти человеческое, но обросшее волосом ухо, развернул к Ласковину. От хватки двойника оборотень завопил снова, громче прежнего.– Сюда смотри! – И подвешенному: – Молчать! Соли захотел?
Визг тут же оборвался. Ласковин посмотрел туда, куда показал Бородач, и увидел на месте только что выжженного глаза прежний зеленый огонек в обрамлении опаленной шерсти.
– Плохо,– произнес двойник и отпустил оборотня, закачавшегося на цепях.– Слепой ты и глухой. Не чуешь, не разумеешь, не вникаешь. Да, братко, тяжко тебе! Сядь! —
И бросил головню обратно в костер, взметнув рой искр.
– «Не издевайся!» – передразнил он Ласковина.– Да ты зубами душить таких должен! Владыка! – на сей раз слово прозвучало с плохо скрываемым презрением.
Ласковин молчал, хмурился.
– Оставим,– вздохнув, произнес Бородач.– Может, и научишься нашенской хватке. А пока… пес тебе дан.
И береги его, владыка! Цены ему нет! А она,– он похлопал ладонью по земле,– по праву твоя. Не дай ее опаскудить!
– Поздно,– сказал Ласковин.– Уже опаскудили!
– Так рви их! – закричал двойник.– Топчи их, владыка, и воспрянем! Семя в нас доброе!
«Почему – в нас?» – подумал Ласковин.
– Зло порождает зло,– сказал он.
– Большее зло, когда истинных владык, тебе подобных, люди узнавать не желают. Когда приходят к ним лживые. Богов не почитающие. Богов твоей земли, владыка. Приходят и берут твою землю, и землю соседа берут. Для себя. А то и тебя заставят воевать, сами-то не умеют. Ну-ка, испей! – Он протянул Андрею обернутую в мех баклажку…
Но едва Ласковин коснулся посудины, поляна и все, что было на ней, вдруг затрепетало, как бумага на ветру, лицо бородача уползло назад, исказилось и пропало… Андрей снова смотрел в темную глубь зеркала на собственную безбородую физиономию за пламенем свечки. Руки его лежали на столе, а затылок прижимался к мягкой груди Антонины. Было тихо, только из соседней комнаты раздавалось ритмичное: скырр, скырр. Кот точил когти.
– Ну как тебе… владыка? – спросила Антонина, опуская ладони Андрею на плечи.– То ли тебе уже виделось во снах? Сиди, сиди! – остановила она, когда Ласковин попытался встать.– Силу еще восстановить надобно!
Андрей и сам почувствовал, как дрожат мышцы.
– Сейчас, сокол! – Антонина отстранилась и прошуршала тапочками на кухню.
Спустя минуту перед Ласковиным оказалась пиала с горячей, пахнущей пряностями и парами спирта жидкостью.
Андрей пригубил… и выпил тотчас! Залпом, хотя напиток был обжигающе горяч. Густое сладкое варево, крепкое, вкусное, немедленно всосавшееся. Сразу – в кровь. Ласковин выдохнул жаркий пряный пар и засмеялся от возникшей легкости.
– Не ошиблась я в тебе! – сказала Антонина, беря Андрея за локоток.– Пойдем, сокол мой!
– Далеко? – спросил Андрей, продолжая улыбаться. Ему сейчас все было трын-трава.
– Близехонько! – И потянула вверх, буквально поставила на ноги.
103 
