— Домини! — окликнул их пожилой мужчина. — Сколько лет, сколько зим, mon ami[1]!
Тщедушный человечек улыбнулся, обнажая гнилые зубы. Похоже, он и вправду был рад видеть Доминика.
— Ты не изменился, — сказал Доминик на французском. — По-прежнему остаешься единственным гаджио, способным облапошить цыгана.
Мужчины засмеялись и принялись вспоминать веселые былые времена.
Доминик по-хозяйски обнял Кэтрин за талию. Когда она попыталась высвободиться, рука его прижала ее крепче, и он бросил на нее предупредительный взгляд.
— Ты, смотрю, женился. Давно пора.
Доминик только рукой махнул,
— Она англичанка, — сказал он, будто это все объясняет. — Она не моя жена.
«А просто моя собственность, — мысленно закончила за него Кэтрин, побледнев от унижения. — Ты можешь думать, что тебе заблагорассудится, но скоро ты поймешь, что ошибся».
— Ты к нам надолго? — спросил Доминик.
— Рад бы, да не могу. Вот поем, выпью с Джозефом, послушаю его скрипку и поеду. У меня есть дело в Арли.
Доминик лишь кивнул в ответ. Среди всевозможных поделок из металла — кастрюль, сковородок, ножей и прочего — Доминик выбрал изящную оловянную шкатулочку в форме сердечка.
— Это тебе, — сказал он, улыбнувшись, и подал подарок Кэтрин, — чтобы было где хранить ленты, которые я буду тебе покупать.
Кэтрин опустила глаза. С какой радостью она сказала бы ему сейчас, чтобы он приберег для кого-нибудь другого свои дешевые сувениры, что, будь эта коробочка отлита из чистого золота, он все равно не сможет купить ее благосклонность. Вместо этого Кэтрин любезно улыбнулась и приняла подарок.
— Спасибо.
Рука Доминика вновь легла на ее талию. Отчего-то тепло его руки проникло в ее тело, пробежало по нему волной. Что с ней происходит? Неужели?.. У Кэтрин возникли кое-какие подозрения, и она разозлилась на себя.
— Я думаю, мне будет приятно делать тебе подарки, моя рыжая киска, — шепнул ей на ухо Доминик, и от его хрипловатого голоса у нее почему-то сладко сжалось сердце.
— Не пора ли нам возвращаться? Твоя мать, наверное, хочет, чтобы я помогла с ужином.
Кэтрин уже поняла, что во всем, что касается матери, Доминик проявляет почти трогательную заботу. Он явно был доволен тем, что Кэтрин выполняет значительного часть той работы, которую прежде делала Перса. И цыганка сказала правду — Доминик действительно любил те желтые цветы.
— Ты права, — сказал Доминик и, дав Арманду монету за шкатулку, попрощался, пожелав ему бахтало дром — счастливого пути.
Кэтрин запомнила это выражение, поскольку его часто говорил Вацлав. Она едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от радости. Арманд уезжает сегодня! И хотя Арли находится на юге, он все же ближе к морю, к Англии.
Все складывалось очень удачно.
Кэтрин изо всех сил старалась не выдать своей радости. Вокруг, как всегда, носились ребятишки. Кэтрин остановилась, чтобы поправить у одного из них сползающие штанишки.
— Янош, это Катрина, — сказал мальчуган приятелю, босому, без рубашки, в рваных штанах.
Кэтрин так и не могла привыкнуть к тому, что дети здесь вообще не знают обуви, а холода будто и не замечают.
— Здравствуйте, — смущенно проговорил ребенок.
— Здравствуй, Янош, — ответила Кэтрин.
Детей она любила всегда. У себя дома она входила в Общество помощи бедным и сама учила детей грамоте. Благодаря ее усилиям дело, начатое еще ее отцом, продолжалось, и дети имения Арундейл ходили в школу достаточно регулярно. Кэтрин украдкой смахнула слезу. Этот мальчуган напомнил ей о доме. Дом! Горький ком встал в горле.
Кэтрин отвела взгляд от мальчика, который, взобравшись на широкие плечи Доминика, путешествовал верхом, вцепившись в его черные кудри. Но взглянув на Доминика, она поймала в его глазах удивленное выражение.
Он опустил ребенка на землю, и мальчонка побежал догонять приятелей.
— Ты любишь детей? — спросил он.
— Да, — тихо ответила она, — очень.
На ужин они поели жареной картошки, капусты и цыпленка. Кэтрин узнала, что цыгане держат кур всех расцветок, чтобы, если крестьянин из близлежащей деревни явится искать украденное, ему можно было предъявить несколько таких же, на выбор, и он, растерявшись, ушел бы ни с чем.
Доминик сел с ней рядом, слишком близко, отчего она чувствовала себя несколько неуютно. Разговор шел о погоде. Действительно, хотя ночи оставались прохладными, днем солнце светило вовсю, именно так, как предсказывал Вацлав. Доминик еще говорил о своих лошадях, к которым он, как видно, питал особую страсть, и о предстоящем торге.