100 
— Проклятие! Ты просто решил сломать мне жизнь!
— Боюсь, Катрина, приговор уже подписан. Много лет назад моя мать учила меня не бросать игру, когда карты раздает сам рок. Итак, мы идем?
Губы Кэтрин дрожали, но она взяла жениха под руку. Доминик поправил розу в прическе невесты и повел ее к алтарю.
За дверью их уже ждал Рэйн Гаррик. Из боковой комнатки вышел герцог.
— Вижу, все здесь, — сказал Гил, немного бледный, но улыбающийся. — Надеюсь, я недолго заставил вас ждать.
Плечо у Гила было забинтовано. Синий камзол накинут на одно плечо.
— Вы уверены, что поступаете правильно? — последний раз спросила Кэтрин.
— Я обязан исполнить свой долг.
Герцог бросил на Доминика тяжелый взгляд, но тот и бровью не повел.
— Мы с вашей племянницей уже устали ждать, — ответил Доминик с фальшивой улыбкой. — Разве нет, моя сладкая?
Грэвенвольд больно ущипнул ее за руку. Кэтрин сказала:
— Да, дядя.
— Бумаги при вас? — спросил герцог. Доминик отдал документы герцогу. По ним Кэтрин отдавались во владение ее земли и сохранялся титул.
— Начнем?
Вентворт пошел за молодыми к алтарю. Гарри встал рядом с Домиником. Викарий открыл Библию.
— Амелии нет, и с моей стороны некому засвидетельствовать обручение, — очень тихо сказала Кэтрин.
— Не волнуйтесь, миледи, — заверил ее викарий, — моя супруга может…
К Кэтрин подошла дородная дама.
— Я с удовольствием буду вашей свидетельницей. Это большая честь для меня, — с улыбкой произнесла толстуха.
Кэтрин опустила голову.
— Благодарю вас, — пробормотала она.
Церемония заняла всего несколько минут. Доминик почти не слышал, что говорил викарий. В нужный момент Рэйн чуть подтолкнул локтем друга, протянул ему перстень с изумрудом. Доминик надел его на дрожащий палец Кэтрин.
— Поцелуйте невесту, — сказал викарий.
Кэтрин подняла голову. Доминик едва коснулся ее губ. Они были холодны, как мрамор, и ему захотелось согреть ее, смять се губы своим ртом, почувствовать знакомый вкус. При этой мысли плоть его напряглась, и он отступил, едва не выругавшись.
— Мои поздравления, — сказал, пожимая Доминику руку, Рэйн, а затем, обняв невесту, запечатлел на ее губах поцелуй, куда менее братский, чем позволил себе новоиспеченный муж.
Доминик сжал кулаки, но заставил себя улыбнуться.
— Сладкая, как нектар, — сладострастно улыбаясь, заявил Рэйн. — А ты, братец, счастливчик.
За одну эту улыбочку Доминик готов был разорвать друга.
Герцог обнял Кэтрин и пробормотал что-то вроде «держись, дорогая». Молодых подошли поздравить викарий и его жена.
— А что же с Амелией? — спросила Кэтрин.
Доминик повернулся лицом к жене.
— Как только Мальком вернется, я пошлю его поискать твою невестку.
— Поскольку мы знаем, где искать, — вмешался герцог, — я сам поеду к ней и объясню, что произошло.
— Ты сейчас не в той форме, дядя, — заспорила Кэтрин. — Я должна поехать с тобой. Ей сейчас так нужна поддержка.
— Тебе не приходило в голову, моя сладкая, — протянул Доминик, — что в твоей поддержке Амелия сейчас нуждается меньше всего?
— Ты должна ехать домой со своим мужем, дорогая, — заявил Гил. — Через некоторое время, если Грэвенвольд сочтет это удобным и Амелия захочет тебя видеть, ты можешь вернуться, чтобы побыть с ней.
— Твой дядя прав, Кэтрин. Дай леди Нортридж немного побыть одной.
— Но похороны… Было бы неприлично не присутствовать на церемонии.
Герцог хмуро пробормотал что-то себе под нос и уже громче сказал:
— При сложившихся обстоятельствах тянуть с похоронами не стоит. Я собирался устроить все завтра же, очень скромно. Никто не узнает, что тебя на похоронах не было.
— Зато я буду знать об этом.
Герцог обратился к Доминику:
— Я бы хотел, чтобы она вернулась с вами в Грэвенвольд, но я не могу заставить ее. Может, у вас получится?
Доминик мрачно взглянул на Кэтрин:
— Ты и так достаточно сделала для Эдмунда. Поехали.
Кэтрин поймала его за рукав, и кисть ее на фоне черного фрака Доминика была бледной, как мрамор.
— Прошу тебя. Когда-то он так много для меня значил.
Черт побери, ему хотелось забрать ее отсюда поскорее, избавить от боли и печали. И все же эти люди были ей родными. Он знал, как много может значить для человека семья.
Доминик смотрел на нее, видел этот упрямо поднятый подбородок, этот гордый разворот плеч. Он был готов рассмеяться. Да, пожалуй, заставить ее уехать можно только силой.
100 
