— Джентльмены.
Он сразу заметил ужас, который Кэтрин тщетно старалась скрыть, и направился прямо к ней. Она и констебль Перкинс поднялись навстречу ему. Кэтрин, чувствуя, как дрожат ее ноги, едва удержалась, чтобы не упасть, и Люсьен обнял ее за талию. Это придало ей уверенности, и в этот момент Кэтрин подумала, что никогда не любила мужа так сильно, как сейчас.
— Итак, — сказал Люсьен, — теперь, когда я прибыл, хотелось бы узнать, чем вызван ваш приход сюда?
Перкинс изогнул мохнатую бровь:
— Что ж, скажу без лишних слов… Восемь дней назад Дуглас Роут был отравлен в своем доме в Милфорд-Парке.
— Отравлен?.. — выдохнула Кэтрин. Как раз восемь дней назад они были в Милфорд-Парке. — Это… это невозможно.
— Абсолютно невозможно, — подтвердил Люсьен. — Восемь дней назад лорд Дунстан выглядел вполне здоровым.
— Совершенно верно, милорд. — Констебль Нивенс, худой и болезненного вида человек, с пронзительным взглядом, снял пушинку с рукава своего темно-красного сюртука. — Во время вашего визита его светлость был здоров и телом и душой. Однако вечером, после вашего отъезда, он почувствовал серьезное недомогание, и его врач, доктор Харрис, установил, что причиной такого состояния является смертельная доза яда.
Выражение лица Люсьена оставалось спокойным, и только на виске еле заметно пульсировала жилка.
— Вы хотите сказать, что граф Дунстан мертв?
— Пока нет, — ответил Перкинс. — Хотя доктор Харрис полагает, что это вопрос нескольких дней. В графине с бренди в его кабинете оказалась значительная доза ядовитого экстракта паслена. — Констебль уставился на Кэтрин. — Хорошо известно, что ваша жена прекрасно разбирается в растениях, применяемых в медицине. У нее также был мотив и возможность использовать яд, поскольку дядя заключил ее в Сент-Барт, и, согласно показаниям дворецкого, во время визита она какое-то время находилась неизвестно где.
Перед глазами Кэтрин замелькали черные мушки, и она почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног.
— Моя жена не отравляла своего дядю. Неизвестно, как давно в бренди был добавлен яд, а что касается мотива, то существует очень много людей, которых лорд Дунстан использовал в своих интересах.
— Использовал? Каким же образом?
— Чтобы извлечь выгоду. Это чрезвычайно беспринципный и безжалостный человек. Трудно сказать, сколько врагов он нажил за свою жизнь.
— Если это так, то, может быть, вы назовете нам некоторые имена.
— Уверен, что смогу, если немного покопаться в памяти. Моя жена тоже может составить целый список.
Перкинс посмотрел на Кэтрин:
— Есть кто-нибудь в Милфорд-Парке, способный удостоверить ваше местонахождение во время пребывания там?
— Я… я была с кузиной Мьюриэл.
— Это мы знаем. А после того, как она ушла?
— Я бродила по дому. Я очень долго не была там, и мне хотелось вновь увидеть некоторые вещи: портреты, вышивки моей матери, коллекцию наперстков, которыми я восхищалась в детстве.
— И вы не заходили в кабинет дяди?
Кэтрин замялась. Боже милостивый, она заглянула туда всего на минуту. Это была любимая комната отца, и она, будучи ребенком, часто прибегала туда. В день визита у нее не было особого желания задерживаться там, так как этой комнатой пользовался Дунстан.
— Я… я не помню. Я ходила повсюду, пока мой муж не позвал меня, чтобы ехать.
Перкинс взглянул на Нивенса, который едва заметно кивнул головой. Кэтрин не была уверена, но, похоже, даже Люсьен не поверил ей.
— Хорошо, — сказал Перкинс. — На этом пока закончим. Однако, полагаю, вы будете в ближайшее время находиться дома. У нас, несомненно, еще возникнут вопросы к леди Личфилд. Если граф скончается, не исключено, что ее светлость будет обвинена в убийстве.
В глазах у Кэтрин все поплыло. Она почувствовала, как Люсьен обхватил ее рукой и усадил в кресло.
— Оставайся здесь, а я провожу джентльменов, — сказал он.
Кэтрин кивнула. Голова ее кружилась, а мысли путались. Ее дядя отравлен. Она не могла отрицать, что у нее были причины желать его смерти. Она ненавидела его, к тому же она часто работала с ядовитыми растениями, в том числе с пасленом, который в небольших дозах служил обезболивающим средством и хорошо помогал при расстройстве желудка. И она действительно какое-то время была одна и даже на минуту зашла в кабинет. Боже, констебль, должно быть, уверен, что именно она отравила дядю! К горлу подступила тошнота. Даже муж, вероятно, не сомневается в ее виновности.