Глава шестнадцатая

Минута шла за минутой, час плелся за часом, но вокруг картинной галереи решительно ничего не происходило. Ремизов, окончательно потеряв терпение, извертелся на сидении «Жигулей», проглядел глаза и, кажется, натер кровавые мозоли на мягком месте. Переулок жил своей повседневной жизнью. Изредка мимо серых «Жигулей», накрывшись зонтами, проходили пешеходы, шуршали покрышками автомобили, после полудня тучи опустились ниже, дождевые капли настойчивее застучали по крыше и капоту, и сделалось совсем тоскливо. К трем часам ветер разогнал тучи, дождь немного унялся, а ранние сумерки окрасили переулок в мертвенно серые тона. Порой казалось, что Ремизов попусту теряет время. В «Камее» нет ни одной живой души, даже сторожа, караулящего художественные отбросы. А Бирюков сидит сейчас на теплой квартире одного из своих приятелей художников или у какой-нибудь свойской бабы, сосет пиво, заедая его огненными креветками или жирной рыбой, травит анекдоты, оттягивается в свое удовольствие и не вздыхает ни о чем плохом.

От мыслей о пиве и креветках сделалось дурно. Кофе в термосе не осталось. Ремизов нашел в бардачке забытый вчера бутерброд, завернутый в мятый клок газеты. На подсохшем сыре задом наперед отпечатались типографские буквы. В два укуса съел бутерброд, но чувство голода сделалось еще острее. Живот заурчал, как перегревшийся радиатор. Наискосок от «Камеи» на другой стороне улицы светились неоновые огоньки какой-то забегаловки быстрого питания, а в салон машины таинственным образом проникал аромат жареных пирогов. Ремизов курил сигарету за сигаретой, слушал клокотание в желудке и думал о том, что стоит ему отлучиться хоть на минуту со своего поста, как по закону подлости из «Камеи» появится Бирюков и потеряется в Москве, как в безбрежном море.

Ремизов решил, что дальше ждать не имеет смысла. Он сунул под ремень пистолет, опустил в карман плаща кастет. Выйдя из машины, прошел по тротуару два десятка метров и остановился у парадного входа в картинную галерею. Дверь из двухдюймового стекла с внутренней стороны прикрыта жалюзи так, что невозможно разглядеть, что делается в холле. Видно пластмассовую табличку «Закрыто по техническим причинам». Он нажал кнопку звонка. Если откроют, Ремизов представится санитарным инспектором или найдет другой предлог, чтобы попасть внутрь. Бирюков видел его единственный раз в жизни, когда вместе с боссом приезжали смотреть ту картинку, что художники нарисовали на стене фойе ведомственного Дворца культуры. Вряд ли Бирюков запомнил физиономию начальника охраны комбината минеральных удобрений. А если и запомнил… Что с того? Свое знание он унесет в могилу.

На долгие звонки никто не ответил. Ремизов плюнул на мокрый асфальт, вернулся к машине и сел на водительское место. Чтобы чем-то занять себя и забыть о голоде, залез в записную книжку и стал обзванивать московских знакомых, но никого не застал на месте. Наткнулся на телефон одной дамочки по имени Ира, с которой года два назад познакомился в ресторане «Центральный», затем переночевал в ее квартире где-то на городской окраине и впоследствии, во время наездов в Москву, несколько раз проводил время в объятиях темпераментной шатенки. Ирина сделала своей профессией охоту на богатых женихов, а когда становилось туго с деньгами, подрабатывала проституцией. Она была цепкой ухватистой женщиной, но слишком нерасчетливой, поэтому неудачи преследовали ее во всех начинаниях. Когда Ирина полагала, что к ее ногам упадут ключи от загородной виллы и «Мерседеса», откуда-то сверху сваливался грязный и нищий ханыга, до которого и дотронуться тошно. Она спешно оформляла развод и принималась за поиски нового жениха. К тридцати годам женщина еще не растеряла все иллюзии юности, тешили себя надеждой, что когда-нибудь и ей повезет.

  97