40 
– Подожди, не горячись, – Жбан вскочил, опрокинув стул, приложил палец к губам и перешел на едва слышный шепот. – Я не могу тебе всего рассказать. Сейчас я занимаюсь спасением собственной шкуры. Поэтому мои возможности, как бы это сказать… Возможности ограничены. Но если Архипов еще раз позвонит тебе, ты сделаешь все, что он попросит.
– Почему я должен рисковать задницей? Назови хоть одну причину.
Бирюков сграбастал Жбана за ворот рубахи, притянул к себе. На пол посыпались отлетевшие пуговицы.
– Ну, отвечай.
– Архипов умеет быть щедрым человеком, – прохрипел Жбанов, чувствуя, как пальцы названного гостя сжимают его шею. Он не смел пошевелиться, выпучив от страха глаза, стоял смирно, как солдат в карауле. – Если ты поможешь Архипу… Отпусти. Ты станешь обеспеченным человеком. Отпусти же, мне больно.
Бирюков ославил хватку, толкнул Жбана в грудь так, что тот въехал спиной в стенку.
– Выходит, я приходил к тебе, чтобы выслушать умный совет?
– Я скажу тебе имя человека, с которым Архип был связан. Ну, они типа того что вместе работали. Его зовут Покровский Олег Сергеевич. Он отдыхал на юге, но, возможно, уже вернулся. Запоминай…
Выразительно шевеля губами, Жбан прошептал номер телефона.
– Нет, это ты запоминай. Ни к какому Покровскому я обращаться не стану, – покачал головой Бирюков. – Хрен тебе, понял?
Жбан выставил гостя на лестничную клетку и захлопнул дверь. Вернувшись на кухню, рухнул на табурет, потому что ноги подгибались от страха.
– Мы едем на дачу или как? – Галя вышла из спальни, остановилась на пороге, разглядывая бледное лицо своего кавалера.
– А? Чего? – голос Жбана дрожал.
– Я говорю про дачу: мы едем? Максим, что с тобой?
– Ни хрена со мной. – Жбан вытер ладонью мокрый нос. – Мы уезжаем. И чем, скорее, тем лучше. А то припрется еще какой-нибудь психованный уголовник. И придушит меня насмерть прямо в твоей квартире. Или пристрелит. А тебе останется на память мой труп. Ну, вроде как сувенир.
***
В международный вагон скорого поезда «Варшава – Москва» Бирюков протолкнулся, когда схлынула первая волна пассажиров. В купе, где собирал сумку Сахно, царила весенняя прохлада. Видимо, неисправный кондиционер, отравлявший существование дипломата в прошлой поездке, успели починить.
– Здравствуйте, молодой человек, – Сахно встретил Бирюкова улыбкой и энергичным рукопожатием. – Это снова вы, а это снова я. Вот ваша посылочка. Спустил ее сверху и чуть не заработал грыжу.
Он показал пальцем на большой пластиковый чемодан, занимавший едва ли не всю нижнюю полку. Сахно не мог скрыть своей радости, когда увидел Бирюкова. Видимо, опасался, что на этот раз за «посылочку» забудут встретить, и придется самому тащить неподъемный груз через весь перрон к стоянке такси, потому что всех носильщиков уже разобрали пассажиры. А затем вести чемодан домой и снова надрываться, втаскивая его в подъезд, карабкаться по ступенькам наверх, потому что лифт, как всегда, выключен.
– Надолго в Москву?
– Застряну тут на неделю, а то и на все десять дней, – охотно объяснил Сахно. – В конце сентября в посольстве большой прием в стиле а-ля-русс. Наши решили, что без красной рыбы и черной икры гости просто опухнут. Таково кондовое мышление начальства. А поляки вообще не понимают, что такое икра. Они ее никогда не ели и не едят. По их понятиям это слишком дорого и не вкусно. Пиво, хлебная водка, кусок прожаренной говядины с луком и капустой – это в Варшаве всем понятно. Но икра… Впрочем, мне все это без разницы. Сахно должен проследить за тем, чтобы свежий продукт был отгружен в срок и отравлен по назначению. И он это сделает. Потому что дипломатия – это наука невозможного. Наука находить компромисы там, где их нет и быть не может. И я эту науку постиг почти в совершенстве. Без ложной скромности.
– Рад за вас.
После дальней дороги Сахно не выглядел вялым и уставшим, как в прошлый раз. Легкий серый костюм в мелкую белую полоску, в который он нарядился перед самым прибытием поезда, сидел так, будто дипломат только что покинул примерочную мидовского ателье. Безукоризненно белая рубашка и бордовый галстук, расшитый мелкими фигурками тигров, не оставляли сомнений в своем благородном европейском происхождении. Английские куфли «Кларкс» на высоком наборном каблуке увеличивали рост на добрых восемь сантиметров. Сахно уложил в сумку завернутые в газету тапочки. Бирюков, задержал взгляд на газете. Кажется, московская. Бирюков успел прочитать заголовок одной из заметок «Эстафете дан старт». Тапочки исчезли в сумке.
40 
