62 
– Я делаю свою работу, хотя мне жалко того молодого чувака, который связался с женой этого пердуна с членом вместо носа. Я знаю, что будет с парнем. Его просто для забавы выпотрошат и набьют соломой, как чучело. А потом то немногое, что от него останется, закатают в асфальт. Но я молчу и делаю работу. Я не сделаю этого, так это сделают другие люди.
– Все ведь останется между нами, – пытался вклиниться Журавлев. – Мне можно доверять.
Но Владимирский не хотел слушать.
– Положим, твой Тарасов обращался в мою контору. Я говорю – положим. И он хотел выяснить кое-какие детали о жизни своих врагов. Или друзей. Предположим, Тарасов бандит и убийца. А его контрагенты ангелы с голубыми крылышками. Что из этого следует?
– Что следует? – переспросил Журавлев.
– Ничего. Он заплатил по счету, сколько положено заплатил. А я выполнил для него некоторую работу и взял на себя кое-какие обязательства. Главное обязательство – молчать. Что бы не случилось – молчать. Кто бы ни спрашивал – молчать. Конфиденциальность – это мой хлеб. Если я начну болтать лишнее о своих клиентах, а мне есть, что рассказать, так вот, если я буду болтать, то завтра окажусь на паперти. Но мне никто не подаст. Мало того, на паперть придут ребята, чтобы сломать мне позвоночник. И мне приходится объяснять тебе, профессионалу, эту азбуку.
– Я готов заплатить, – сказал Журавлев. – Хорошие деньги.
Владимирский, которому уже надоело бродить по кабинету, упал в кресло.
– Не смеши меня, дядя Костя. Ты сыщик, каких поискать. Возможно, я бы даже взял тебя на работу. Но ты даже не имеешь представления, что такое хорошие деньги. Без обид, Константин Степанович. Ты ведь никогда не возил жену отдыхать на хороший курорт, ты ходишь в пиджаке от одного костюма и брюках от другого. Твоим галстуком, кажется, грязные тарелки вытирают, у тебя не машина, а помойка. Так откуда ты знаешь, что такое хорошие деньги? От знакомого слышал? Сосед рассказал? Все это не серьезно… Просто у нас разные взгляды на жизнь и на её ценности. Ты не обиделся?
– Не обиделся, – помотал головой Журавлев. – Галстук у меня и вправду дерьмовый. И машина «Волга». Все правильно. Можешь и дальше перечислять мои недостатки.
– Ты патологически честный человек – вот твой главный недостаток. Я не очень доверяю честным людям.
– Я это знаю, – кивнул Журавлев. – Но ведь сейчас я могу заплатить за информацию.
– Мне не нужна твоя мелочь. Я не носильщик с вокзала. Если сегодня я возьму у тебя хотя бы копейку, завтра я потеряю все.
– Я могу рассчитаться с тобой информацией. Дашь на дашь.
– Ты мне не конкурент, – покачал головой Владимирский. – Все, что мне надо знать, я знаю. Или узнаю, но без твоей помощи.
Журавлев понял, что разговор закончен, больше говорить не о чем. Он уже хотел подниматься и уходить, но все-таки решил добавить пару слов.
– Понимаешь, Тарасова я найду, – сказал Журавлев. – Или я или менты. Но пока это произойдет, прольется много крови. Ты можешь это предотвратить.
– Я не занимаюсь благотворительностью, – сказал Владимирский. – Мне наплевать, какого хрена корчит из себя твой Тарасов. Наплевать, с кем он сводит счеты. Мне не плевать только на репутацию своей фирмы. А кровь… Она и так повсюду льется, как вода из крана. Мой ответ – нет.
Теперь разговор был действительно закончен. Владимирского не переубедить. Журавлев повздыхал и ушел.
* * * *
– Хватит, Марат, – крикнул Тарасов. – Хватит, тебе говорят.
Он схватил Кислюка за плечи, оттащил его от лежавшего на полу Локтева, казалось, уже бездыханного. Подтолкнул бывшего штангиста к выходу из комнаты: уходи. Бузуев, которому так и не удалось, двинуть каблуком ботинка по физиономии Локтева, не стал скрывать разочарования.
– Ты что, его пожалел? – спросил взрывотехник.
Тарасов тем временем раскрыл дорожную сумку, покопался в тумбочке, единственном предметом интерьера, уцелевшим после драки и погрома. Он побросал в сумку кое-какие носильные вещи, застегнул «молнию».
– Пожалел волк овцу, – ответил Тарасов. – Не надо ломать ему кости. Все должно выглядеть натурально. Человек, арендовавший этот дом, сгорел. Несчастный случай на пожаре, недоразумение, а не убийство.
– И так ясно, что это поджог.
Бузуев поднял с пола целую бутылку муската «Черные глаза», открыл пробку перочинным ножом. Он вышел из комнаты и остановился в коридоре. Ожидая, пока Тарасов закончит сборы, Бузуев прикладывался к горлышку. Вместе они спустились по лестнице вниз.
62 
