– Вы, должно быть, весь сад перекопали, перестраивая? – спросил старика Викентий Павлович. – Не натыкались на что-то необычное? Подземелье, например? В старинных имениях такое встречается.
– Есть там потайной ход под землею. – Старик Парамон довольно захмыкал, был рад, что вспомнил то, о чем давно забыл. – Как же, как же, есть! В саду большое дерево росло, вяз. Я его стал корчевать – место под фонтан готовил – и наткнулся на дверь в земле, а там – ступеньки вниз, глубоко. Старый князь Всеволод, мой хозяин, знал про этот ход. Мы с ним вместе слазили вниз – там еще можно было пройти немного в сторону реки. А в дом – уже нет, обвалился проход. Да и к реке опасно было пробираться, своды тоже уже рушились.
Парамон Кузменков замолчал, тяжело дыша. Рассказывал он с большой охотой, но говорить было ему трудно. Однако после паузы он продолжил:
– Знать-то князь про ход знал, но кто его рыл и для чего – того не ведал. Имение досталось его отцу от опальных родственников, бунтовщиков. Вот они небось для своих тайных дел и старались.
– А что же потом? – спросил Петрусенко. – Оставили вы ход открытым?
– Нет, князь сразу велел его закрыть. А когда через несколько лет у него родился сын, княжич Роман, то строго-настрого наказал не упоминать о подземелье, замуровать наглухо и забыть. Боялся, что мальчишка из любопытства полезет туда, а там – обвал…
– Так князь Роман не знал о подземном ходе?
– Не знал аж до последнего.
– До чего «последнего»? – не понял Петрусенко.
Старик заулыбался, хотя улыбка его еще недавно парализованного лица больше была похожа на гримасу.
– А вот когда он последний раз жил здесь, с женой беременной. Ведь как разродилась княгиня Елена да помер младенчик, ни она, ни князь уже сюда не приезжали.
– А вы, значит, в тот их последний приезд рассказали о подземелье? Как это было?
– Помню, хорошо помню! Князь с княгиней и своей родичкой гуляли в саду, а я у кустов с розами возился. Княгиня-то меня уже знала, а родичке князь стал меня хвалить: знатный, мол, садовник наш Парамон, царевы парки обустраивал. Она любопытная…
– Это какая родственница? – перебил Викентий Павлович. – Не Тамила Борисовна?
– Она, имя приметное, я запомнил. Чернявая, красивая… Вот слово за слово, я и рассказал о подземелье. И показал, где оно.
– Открывали?
– Нет. Князь сказал: «Не надо. Отец не велел – пусть так и будет. Мой сынишка или дочурка тоже любопытными могут оказаться».
Викентий Павлович подивился памяти парализованного старика. Теперь у него было еще одно недостающее звено в цепи его логических построений. На крыльце он попрощался с сыном Парамона.
– Я живу в «Бородинских прудах», – сказал ему. – Если отцу или кому-то из вас будет нужна врачебная помощь, посылайте туда за доктором Бородиным.
Он хотел дать хозяину денег для отца, но побоялся оскорбить: у мужика был спокойный, уверенный взгляд. Да и подворье выглядело не богатым, но добротным.
Двуколка с Максимом уже ждала его у ворот. По пути в «Бородинку» Викентий Павлович молчал. Но в какой-то момент вдруг хлопнул Максима весело по плечу.
– Что думаешь, дружок, есть ли предел человеческому воображению?
– Это смотря что воображать.
– Да я вот тут историю себе сочинил, просто таинственный роман!
– Жизнь, она и похлеще романы закручивает, – мрачно произнес Максим.
– Это точно. И все же: «Fortis imaginatio generat casum».
– Непонятно выражаетесь, барин…
Петрусенко засмеялся:
– Ты, значит, латынь еще не выучил? Ладно, переведу. «Сильное воображение порождает событие», – говорили древние ученые. А я добавлю: особенно если это воображение преступное.
Настроение у него было отличное. Разговор со старым садовником многое прояснил. Оказывается, Тамила Борисовна Коробова знала о существовании подземного хода, и она была здесь, в «Замке», семнадцать лет назад, во время рождения и смерти первого ребенка Берестовых. Почему-то именно этот факт особенно взволновал Викентия Павловича. Что-то ему хотелось вспомнить… Что же?
19
Поздно вечером Тамила Борисовна вышла на веранду. Не уединения она искала – и без того была в доме одна: о Всеволоде она не думала – он вызывал у нее лишь определенные чувства и мысли, а слуг в расчет никогда не брала. Ей хотелось услышать ночные шорохи сада, исполненные манящей тревоги и тайны. Они, да еще лунный свет и звездное мерцание, не просто навевали задумчивое настроение: они подталкивали ее, подсказывали, требовали действий…