Никаких новых наблюдений, деталей для расследования от Кокуль-Яснобранского получить не удалось. Он почти дословно повторял то, что Петрусенко уже читал в протоколах его прежних допросов. Достав из папки записку: «Не забывай о мести святого Сикейра!», Викентий Павлович повертел ее в пальцах. Юлиан, несомненно, узнал этот клочок бумаги, у него чуть дрогнули губы, но тут же изогнулись в легкой усмешке.
– Ваш учитель почему-то постеснялся поставить свою подпись, – проговорил Петрусенко с иронией. – Наверное, потому, что магистру «Ордена мистической магии» было неловко подписываться под вульгарной угрозой. Или шантажом?
Юлиан все-таки удивился:
– Вы знаете мэтра Дидикова?
– Знаю, и уже довольно давно. Этого семинариста-недоучку из Свято-Михайловского Златоверхого монастыря в Киеве… Я не задену ваших сокровенных чувств, если выскажусь о нем нелицеприятно?
Но Кокуль-Яснобранский уже вновь был спокоен. Пожал плечами:
– Похоже, я этой болезнью переболел. Что-то в этом было от детства… игра в таинственность, в запретное. Но в мистическое начало я верю, не отрицаю. И в астральное высвобождение духа, и в материализацию мысли – вообще в неограниченные способности человека! Но вам, наверное, этого не понять.
– Наверное. Как и вашу черную мессу святого Сикейра. А ведь вы, вероятно, православный, а, Юлиан?
– О, господин следователь! Мне даже родители давно не читают нотаций… Может, ближе к делу?
Мэтра Дидикова и мести святого Сикейра Юлик уже не боялся. Те деньги, которые ему выдали в банке по закладной отца, он почти все перевел мэтру – рассчитался с долгами. Денег ему не жаль было, наоборот: он был счастлив, что уже ничего не тяготеет над ним, что он наконец свободен! Наверное, следователь почувствовал его беззаботно-раскованное настроение, отложил записку, сказал:
– Не соблаговолите ли вспомнить, как вы провели ночь убийства Веры Алексеевны Макаровой?
Юлиан посмотрел на него недоуменно:
– Шутить изволите? Или вы это серьезно?
– Совершенно серьезно.
– Даже не знаю, что и сказать! В тюремной камере, конечно. Это всем в этом городе известно!
– Кроме одного человека… Охранник, стороживший вас в ту ночь, заснул и проспал два часа. А дверь вашей камеры он оставил незапертой…
– Как это может быть? Да он просто выдумывает!
Викентию Павловичу показалось, что Юлиан ответил как-то слишком быстро, да и удивления не выказал… Но тут же молодой человек, словно спохватившись, добавил:
– Неужели и правда забыл закрыть? А я и не знал, спал себе. И наверное, к счастью! А то б, кто его знает, соблазнился, сбежал… еще подстрелили бы, как зайца!
Он закинул ногу на ногу, достал из кармана тужурки пачку папирос:
– Позволите закурить?
Петрусенко смерил его долгим взглядом. Покачал головой:
– Нет.
И стал разжигать свою трубку.
Впервые за весь их разговор Юлик растерялся. Но потом, рассердясь сам на себя, воскликнул заносчиво:
– Разве я заключенный? Нет! Значит, я в своих действиях волен. – И достал папиросу из пачки.
Викентий Павлович холодно улыбнулся:
– Но хозяин здесь, согласитесь, я! И не вам, воспитанному человеку, нужно напоминать, как вести себя в гостях.
– Я гость поневоле, – ответил Юлиан раздраженно, но папиросы убрал. А помолчав, сказал с вызовом, явно стараясь скрыть замешательство: – Так что у вас еще есть ко мне? Какой-нибудь очередной сюрприз? Удивите же меня наконец-то по-настоящему!
– Вы еще не знаете, как удивлю! – воскликнул Петрусенко с апломбом.
Он повозился в ящике стола, достал и положил между собой и Юлианом студенческую фуражку. Глаза у Кокуль-Яснобранского забегали, заморгали, в них заметались растерянность и испуг. И это невероятно порадовало Петрусенко. Что бы теперь ни ответил Кокуль-Яснобранский, следователь был совершенно уверен: молодой человек очень и очень не хочет, чтобы эта фуражка оказалась ниточкой, за которую следствие может что-то вытянуть из него. Значит, надо тянуть…
Первым желанием Юлика было – отказаться от фуражки. Он и сам не понимал, почему при виде ее так испугался. В конце концов – никаких опознавательных знаков на ней не было, разве что форменная. Так мало ли студентов бродит в округе? А даже если и немного – почему она должна быть именно его?.. Нескольких секунд хватило, чтобы он взял себя в руки. Дурак, ведь есть же уже горький опыт, когда на допросах он совершенно по-глупому отрицал очевидные вещи! И что из этого вышло…