— Я не хочу танцевать с вами.
— Что вы хотите и что будете делать, может оказаться не одним и тем же, дорогая моя.
— Напоминаю вам, лорд Эшберн, что только мой отец может командовать мной.
— Это скоро изменится. — Его пальцы сильнее сжали ее руку. — Когда я вернусь из Лондона…
— Вы собираетесь в Лондон? — Ее гнев тут же сменила досада. — Когда? Почему?
— Через два дня. У меня там дела.
— Понятно. — Рука Сирины обмякла в его руке, глаза потухли. — Возможно, вы планировали сообщить мне об этом, когда оседлаете вашу лошадь.
— Я только что получил известие, что нужен в Лондоне. — Выражение его глаз смягчилось, из голоса ушла резкость. — Вас огорчает, что я уезжаю?
— Нет. — Сирина отвернулась, теперь она рассматривала музыкантов. — Почему это должно меня огорчать?
— Но вы огорчены. — Свободной рукой он коснулся ее щеки.
— Уезжайте или оставайтесь, — с отчаянием прошептала Сирина. — Для меня это не имеет значения.
— Я еду по делам принца.
— Тогда желаю удачи.
— Рина, я вернусь.
— В самом деле, милорд? — Сирина, наконец, освободила руку. — Сомневаюсь. — Прежде чем он успел остановить ее, она побежала назад в зал и смешалась с танцующими.
Глава 9
Возможно, Сирина бывала более несчастной за свою жизнь. Но она не припоминала, чтобы слезы подступали к глазам так близко. Быть может, Сирине случалось быть и более сердитой. Но она не помнила времени, когда ярость горела в ней столь ярким пламенем.
Ярость на саму себя, думала Сирина, пуская кобылу в галоп. За то, что она хотя бы на миг позволила себе мечтать о том, будто что-то настоящее, прекрасное может произойти между ней и Бригемом.
Он собирается назад в Лондон, которому принадлежит. В Лондоне он — состоятельный и знатный человек, посещает балы, водит дружбу с красивыми дамами… Об остальном лучше не думать. Выругавшись, Сирина пришпорила лошадь.
Конечно, Бригем стоял за принца. Она верила, что он готов сражаться за его дело, но — в Англии и за Англию. Ну а почему бы и нет? Почему такой человек, как граф Эшберн, должен думать о ней, вернувшись в свой собственный мир?
Сирина пообещала себе, что тоже не станет тратить время на мысли о нем, как только он покинет их дом.
Она знала, что Бригем этим утром встречался с ее отцом и многими другими вождями. Разумеется, женщинам не следовало знать о планах войны и мятежа, но они знали о них. Планировалось, что Франция двинется на Англию, а Чарлз надеется склонить французского короля на свою сторону.
Прошлой зимой Людовик намеревался вторгнуться в Англию вместе с Чарлзом в качестве представителя своего отца. Но внезапный шторм разметал флот, и вторжение было отложено… Было очевидно, что Людовик поддерживал Чарлза, так как хотел видеть на английском троне монарха, который зависел бы от Франции. Точно так же было ясно, что Чарлз использовал бы Францию или любые средства, чтобы вернуть свое законное место. Но вторжение не состоялось, и теперь французский король тянул время.
То, что руки женщины должны быть заняты шитьем и уборкой, не означало, что ее голова не приспособлена для политики.
Итак, Бригем должен ехать в Лондон и агитировать за молодого принца. Сейчас стало важнее, чем когда-либо, поднять английских и шотландских якобитов в поддержку Стюартов. Время для мятежа пришло. Чарлз не походил на отца и не собирался проводить молодость за границей, подобно Джеймсу.
Когда придет время, Бригем будет сражаться. Но вернется ли он в Хайлэндс? Вернется ли к ней? Нет, Сирина в это не верила. Мужчина не покидает свой дом и свою страну ради любовницы. Он мог хотеть ее, но она уже знала, что мужское желание легко вспыхивает и легко остывает.
Для Сирины это была любовь. Первая и последняя. Бригем погубил ее, даже не лишив невинности. Другого мужчины у нее не будет никогда. Единственный, который был ей предназначен, готовился исчезнуть из ее жизни.
«Если бы он остался, что бы это изменило?» — спрашивала себя Сирина. Их всегда разделяло слишком многое. Если бы он любил ее… Нет, даже это ничего бы не изменило. Ее любимые книги свидетельствовали, что любовь не обязательно побеждает все. Ромео и Джульетта. Тристан и Изольда. Ланселот и Гвиневер[31]. Сирина Мак-Грегор не была ни лишенной морали Гвиневер, ни Джульеттой с глазами-звездами. Она была шотландкой, возможно, с излишне горячей кровью, но с крепким умом, и она понимала разницу между фантазией и фактом. Существовал один факт, который было невозможно игнорировать ни теперь, ни когда-либо.