Особенно,... 
70 
На зону из столицы придет соответствующая бумага с предписанием этапировать Тараскина в Москву, ведь только он один может показать место захоронения Юрлова и его женщины. А дальше – автозак, поезд, следственный изолятор, откуда Тараскина выдернут в тот лесок под Подольском, чтобы он нашел место захоронения. Его, как телезвезду, станут снимать на видеокамеру. Когда трупы эксгумируют, возбудят уголовное дело, а Тараскина поместят в СИЗО. Дело же в отношении Дьякова, жестокого убийцы, не совести которого, видно, ни одна загубленная жизнь, выделят в отдельное производство. Его объявят в розыск, и не закроют дело до тех пор, пока не обнаружат эту сволочь живой или мертвой. Но шансов найти Дьякова, честно говоря, у ментов мало, слишком уж он тертый опытный субъект.
Поэтому, пока исполнитель убийства находится в бегах, судить будут соучастника преступления. По всем расчетам заседатели не могут напаять больше двух-трех лет к тому сроку, что Тараскин уже имеет. Это в пиковом случае. При благополучном стечении обстоятельств судьи зачтут чистосердечное признание, помощь в проведении следственных действий и, главное, то, что соучастником преступления Тараскин стал не по своей воле, а под угрозой физической расправы. Он выйдет сухим из воды. К тем четырем годам, что остались до звонка, вообще ничего не добавится, ни дня, ни минуты. После суда он белым лебедем полетит в пересыльную тюрьму, за затем его заткнут на какую-нибудь зону досиживать срок. Шансы попасть обратно Мордовию, где свирепые лаврушники ждут долга и процентов по нему, практически равны нулю. Колоний в России, слава богу, ещё множество.
– Я тебе не верю ни на грош, – Лысенко шумно отхлебнул из стакана. – Потому что знаю, что у тебя на уме. Знаю, что ты проиграл Дато сто баксов с хвостиком. А срок расплаты подходит через неделю. Поэтому и прибежал ко мне, вспомнил то, что хотел давно забыть. Ты решил дернуть с этой зоны, ты все просчитал. Так или нет?
Тараскин захлюпал мокрым носом, выражая покорность жестокой судьбе и справедливому хозяину. Обманывать Лысенко он не посмел. Кум имел репутацию человека крутого, но справедливого.
– Так точно, гражданин начальник.
– Я слышал, ты играешь в шахматы?
– Второй разряд, гражданин начальник. Только второй.
– Да, мозги у тебя шурупят, – в голосе Лысенко послышалась человеческая нотка. – А не боишься, что те два трупа прокурорские на тебя и спишут? Ну, для отчетности.
– Не спишут, – помотал головой Тараскин. – На мне никогда человеческой крови не было. Я хищник, не мокрушник. Это каждый знает.
– Хищник, – передразнил Лысенко и прикурил сигарету. – Немного же ты наворовал за тридцать пять лет своей жизни. Так и остался с голой задницей. Люди, которые воровали по крупному, у которых есть большие деньги, на зонах не парятся. Какое бы преступление они не совершили. Понял?
– Понял, гражданин начальник.
– Может, ты верно все рассчитал, но одного, дурак, не учел. Если твои слова окажутся туфтой, считай себя покойником. Предположим, ты говоришь правду. Ты никого не мочил, просто с неким гражданином закопал трупы в лесу. Но где гарантия, что тела остались на месте? Об этом ты не думал?
– Не думал, гражданин начальник, – ответил Тараскин глухим потускневшим голосом. Ему и вправду не приходило в голову, что трупы могли перепрятать. – Но мои показания – чистая правда. У меня не та масть, чтобы гнать фуфло, ну, то есть врать.
– Но это не будет иметь для тебя значения: правду ты сказал или солгал. Если твой подельник перепрятал тела, сжег их, закатал в бетон, порезал на куски бензопилой и скормил свиньям, твое дело – труба. Показания не подтвердятся, и через пару недель после их проверки на месте, тебя этапируют обратно. Именно сюда, а не на другую зону. И ты знаешь, что с тобой тут сделают блатные? За эти твои фокусы? А если вдруг они что забудут, что маловероятно, так я им помогу вспомнить.
– Я не соврал, гражданин…
– В Москве разберутся. Короче так. Завтра с утра тебя машиной повезут в Темников, оттуда в Саранск. А там на поезде по железке. Через сутки будешь в столице. Собери монатки и будь готов. Все. Свободен.
Тараскин вышел в приемную, закрыл за собой дверь, едва волоча ноги, побрел к лестнице. От радости, переполнявшей душу несколько минут назад, не осталось ничего, ни тени, ни легкого облачка.
Подмосковье, Домодедовский район,
санаторий «Сосновый бор». 16 октября.
70 
