Особенно,... 
67 
– Я не дергаюсь, только башка раскалывается.
Гена поднял руки кверху и окаменел, боясь совершить лишнее неосторожное движение. Колчин снова шагнул к Тарасенко.
– Продолжай.
– Петер переправляет грязный нал в Россию, там его оприходуют в одном из банков. В каком именно – не знаю. Ну, две-три банковские операции – и деньги чистые. Затем по фиктивным контрактам бабки перекачивают обратно в Европу. Вот и весь фокус.
– Давно ты с ним работаешь?
– Около двух лет. Он меня ни разу не кинул. Но в последнее время Петер…
Тарасенко прикусил язык. Черт, он сболтнул лишнее.
– Что Петер, договаривай. Ну.
– Поговаривали, что Петер полгода назад он начал крупное дело. Он договорился с московскими и питерскими оптовыми покупателями наркоты. И хотел двинуть туда партии кокаина. Кока приходит из Латинской Америки в Европу. А дальше в Россию. Вроде пару раз все прошло удачно, а на третий раз сорвалось. Таможенники арестовали всю партию дерьма. Это только слухи.
– Откуда взялся этот Петер?
– У нас такие вопросы задавать не принято.
– Где его найти?
– Он сам меня находит, – ответил Тарасенко. – Тридцатого числа каждого месяца он звонит, потом присылает человека забирать деньги. Через три-четыре недели бабки переводят на счета моих фирм в «Прагобанке». Больше я ничего не знаю.
– Если ты соврал, мы еще встретимся, – мрачно пообещал гость.
Дело кончилось тем, что Колчин подошел к Гене и так вмазал ему по морде, что вырубил одним ударом. Затем вернулся к Тарасенко, влепил ему тяжелую зуботычину, бросил на пол пистолет и ушел.
Глава четвертая
Тарасенко лежал на спине в вино-водочной луже, среди бутылочного стекла, осколков зеркала и стеклянных полочек. Рубашка и волосы пропитались хмельной влагой, голова кружилась. Кровь сочилась из разбитого носа, а в глотке застрял сладко соленый комок. Тарасенко хлопал глазами и медленно приходил в себя после глубокого нокаута.
Он ждал, когда пройдет слабость, не пытался подняться, и подводил горькие итоги сегодняшнего дня. Ему плюнули в душу, прямо в доброе доверчивое сердце. Его унизил, избил в собственной квартире первый встречный проходимец, некто Иван Старостин, которого Тарасенко любезно принял, угостил выпивкой и хотел накормить обедом. Впрочем, имя наверняка липовое. Тип, которого Тарасенко увидел первый раз в жизни, оказался тварью, чертовым психопатом и ублюдком…
Тарасенко доверился торговцу мебелью Жидкову, рекомендовавшему этого Старостина, как своего доброго знакомого, питерского земляка, клевого парня. Господи, если не верить Жидкову, кому тогда вообще можно верить на этом свете? Все, что случилось сегодняшним днем, не вписывается ни в какие рамки, ни в одни ворота не лезет…
Такого унижения Тарасенко не испытывал с того памятного дня, когда в лагере усиленного режима под хохот, улюлюканье и восторженный визг шестерок и быков сам себе опасной бритвой отрезал фалангу указательного пальца, положив руку на тумбочку. Пальцем он расплатился за карточный долг, тем самым избежал худшей участи. Но то была зона с ее звериными законами. Но здесь не поганая Мордовия. Здесь европейская страна, в которой его, в которой он… Тарасенко всхлипнул, не нашел в себе сил довести до конца проклятую мысль. Интересно узнать, с какой целью этот Старостин ищет Петера? Хочет свести личные счеты или здесь что-то другое, более серьезное? Тарасенко испытывал тупую боль в затылке, нос заложили сгустки крови, болела грудь. Надо бы выпить стакан армянского коньяка, он снимает боль, как с куста. Тарасенко вращал глазами. Увидел над собой разоренные полки бара, на которых не осталось ни одной целой посудины со спиртным. Все разбито, вдребезги. Хоть с пола коньяк языком слизывай. Он застонал в голос. Ладно, по боку все унижения.
Самое страшное, весь ужас случившегося – совсем в другом.
Тарасенко разболтал такие вещи, о которых и заикнуться не имел права. И нет ему оправдания, нет смягчающих обстоятельств, потому что судить его будут не мягкотелые народные заседатели. Никто не примет во внимание, что Тарасенко проболтался под дулом пистолета, под страхом смерти. Что же делать, что? Потолок еще качался перед глазами, в голове шумело так, будто там образовался Ниагарский водопад, а Тарасенко уже искал спасительный выход. Он уперся ладонями в мокрый пол, оттолкнулся локтями от паркета, сел. Что же делать?
Да, Тарасенко проболтался, но свидетелем разговора стал только один человек: телохранитель Гена. Что ж, значит у Гены сегодня плохой неудачный день… Тарасенко поднялся на ноги, вытащил из-под разломанной барной стойки резиновую перчатку. Этой штукой пользовалась приходящая домработница, когда протирала стекла бара какой-то чистящей жидкостью. Тарасенко натянул перчатку на правую руку, шагнул вперед, поднял валявшийся на полу пистолет. Из тетради человеческой жизни можно выдрать некоторые страницы, выдрать, чтобы переписать их по новой, начисто. И сейчас еще не поздно это сделать, не поздно исправить ошибки. Надо только проявить твердость и решительность.
67 
