118 
– Сногсшибательная новость, но это не для телефона, – ответил Мельников. – Я звоню из людного места, нас смогут услышать полгорода. Поэтому завтра в это же время оставайся дома, никуда не выходи. Пока у меня только одна хорошая новость, возможно, завтра будет две новости. Это много для человека, сразу две хороших новости.
– Ничего, я выдержу.
– Тогда до завтра. Моя банкирша отпустит меня ради такого случая, – Мельников повесил трубку.
Леднев подумал, что в такое время Надя, пожалуй, ещё не спит. Он набрал её номер и попросил о встрече завтра днем.
– А где мы встретимся? – голос Нади звучал сонно. Леднев назвал адрес открытого кафе на берегу Москвы-реки.
– А почему так далеко? – спросила Надя.
– Это совсем не далеко, – ответил Леднев. – И тебе там понравится, если погода будет хорошая.
Глава двадцать вторая
Первое осеннее ненастье сделало неуютным открытую веранду летнего кафе на берегу реки. Леднев сидел за круглым белым столом из пластика, смотрел то на Надю, сидящую напротив, то на чахлые сосны и тополя за её спиной. С его места просматривалась и река, и пустая автомобильная стоянка, и дальняя панорама города. Асфальтовая дорожка, мокрая после недавнего дождя, залепленная желтыми листьями, вела от кафе вниз по береговому склону к самой реке. По дорожке поднимался старик в плаще и шляпе. У его ног семенила рыже-черная такса, выставившая вперед длинную умную морду. Красно-белый брезентовый тент, укрепленный над верандой, хлопал, как парус, поймавший попутный ветер.
– Может, пойдем в помещение? – спросил Леднев, кивнув на павильон, за стеклами которого стояли такие же, как на веранде, круглые столики и белые стулья, с вычурно изогнутыми спинками.
– Нет, лучше посидим здесь, – ответила Надя.
Теперь Леднев жалел, что выбрал для встречи именно это место. Холод, тянувший с реки, не располагал к задушевной беседе. Следовало встретиться в одном ресторанчике с нарочито простецкой обстановкой и хорошей домашней кухней. Но главное, это он понял только здесь, на открытой всем ветрам веранде летнего кафе, говорить было не о чем. Все обдуманные, приготовленные заранее фразы рассыпались, как только он увидел Надю. Стало ясно: каких бы спасительных слов он ни наговорил, свое решение она уже приняла.
– Неудачное место я выбрал, – сказал Леднев, словно отвечая на своим мысли.
– Почему же? – Надя пожала плечами, обтянутыми свитером и ветровкой. – Наверное, летом здесь очень хорошо.
– М-да, хорошо, – Нацепив на зубцы вилки кусочек остывшего шашлыка, Леднев принялся его разжевывать. – Этот шашлык мне не по зубам, – сказал он и подумал, что фраза оказалась двусмысленной.
– Веранда словно создана, чтобы здесь снять какую-нибудь сцену из современной мелодрамы, – сказала Надя, осматриваясь. – Сцену прощания, например. Никаких декораций не нужно, все готово. Осень, светлая летняя обстановка кафе, рядом серое небо. Не хватает только поездов, уходящих куда-то вдаль. В какие-то теплые края, в какие-то страны, где нам никогда не побывать.
– Поезда, их шум и все такое можно смонтировать, – сказал Леднев. Он хотел сказать, что на фоне этих декораций происходит настоящая, а не вымышленная сцена расставания. Но он сказал совсем другое. – Ты знаешь, два своих первых фильма я снял как оператор. Ну, тогда были годы поисков новых кинематографических, в том числе операторских решений. Впоследствии эти поиски ни к чему не привели. Но из своей операторской карьеры я вывел одно такое простенькое правило. Никакие интересные операторские решения не спасут фильм, если сценарий слаб.
– Последний свой фильм ты сделал по слабому сценарию, – сказала Надя.
– Да, поэтому он и провалился, – ответил Леднев. – Я сам нарушил свое правило, поэтому фильм провалился. И не только поэтому. Вмешались всякие обстоятельства. Всякие неожиданности, – он взял стакан с красным вином и сделал пару глотков.
– Ничего, за всяким провалом следует подъем.
– Это в каком учебнике написано? – Леднев допил вино и налил себе ещё полстакана из бутылки. – В моем своде правил такого нет, что за провалом следует подъем. Мне лучше знакомы обратные примеры. За одним провалом следует другой, ещё более оглушительный и болезненный. Следом третий и четвертый. А потом уже вообще ни встать, ни подняться.
Река перекатывала с боку на бок свои тяжелые серые волны. Пахло соснами и этой рекой.
– Я думала, ты оптимист, – сказала Надя.
118 
