Последние отзывы

  45  

— Понимаете ли, у меня тут ситуация… Ну, короче, не совсем обычная, — пробормотал Кот. Он проклинал себя за то, что, имея в запасе вагон времени, даже не придумал, как складно соврать. — Одному клиенту потребовалось перегнать машину в другой город. Пришлось согласиться, работа срочная, а ему больше некого было попросить. И как назло мой мобильник сломался.

— Разумеется, сломался, — не дослушала Зинаида Петровна. — И работа срочная. Понимаю. Итак, что вы хотели, Константин? Я вас слушаю.

— Хотел узнать, как там Настя, — сказал Кот. — Хотел передать, чтобы она не волновалась за меня. В выходные обязательно позвоню. И все расскажу, все объясню. Она будет дома в выходные?

— Очень сомневаюсь, — Колесникова фыркнула. — Значит, вы не в курсе? Значит, это я должна вам все сказать?

— В курсе чего? — сердце защемило. — И что, собственно, вы должны мне сказать?

— Ну, Константин, мы взрослые люди, поэтому давайте поговорим начистоту, — в голосе Колесниковой прорезались металлические нотки. — Этот разговор давно пора начать, но теперь помогли обстоятельства. Есть повод. Нам с отцом звонил следователь прокуратуры, интересовался вами. Задавал всякие неприятные вопросы. Как вы познакомились с Настей? Давно ли встречаетесь? Что вас связывает: чувства или общие дела? Мы с мужем так и не поняли, что, собственно, произошло. Не спали всю ночь. На следующий день Владимир Николаевич поехал в прокуратуру, чтобы разобраться, что к чему.

— В прокуратуру? — переспросил Кот.

— Именно. То ли следователь не захотел объяснить все до конца, то ли мой муж слишком жалеет меня, чтобы сказать правду. Я поняла одно: вы замешаны в какой-то совершенно ужасной истории. Вас подозревают не только в угоне автомобиля. Не только…

— Но послушайте…

— Я не договорила. Вероятно, это и есть тот самый автомобиль, который вы сейчас куда-то перегоняете. Впрочем, не в этой машине дело. Вы совершили что-то страшное, непоправимое. Я — мать, и материнское сердце говорит мне, что вы ужасный человек. Способный на все. На подлость, на ложь, на предательство. Даже на…

— Все это не так, — сказал Кот. — Ну, не совсем так. Вы сгущаете краски. Это не ужасная история, это цепь трагических совпадений и недоразумений. Я постараюсь вам все объяснить. Не по телефону, разумеется, при встрече. Вы должны меня понять. Должны хотя бы выслушать.

— Ошибаетесь. Я ничего вам не должна. И на мое понимание, на мою жалость не рассчитывайте.

— Хорошо, тогда передайте Насте…

— В ближайшие выходные ее дома не будет, — снова перебила Колесникова. — И в следующие выходные тоже не будет. Так что понапрасну не обрывайте телефон. В последнее время у меня с дочерью складывались сложные отношения. Из-за вас. Я не хотела… Впрочем, что я говорю, вы все сами знаете. Не хотела, чтобы вы были рядом с Настей. Теперь у нее хватило ума послушать родителей. Настя уехала в Париж, как вы знаете, у нее открытая виза. И привета вам не передавала.

— То есть как уехала? Надолго?

— Думаю, что надолго. Возможно, навсегда. Она поживет там, пока не забудет вас совсем. Не вычеркнет из своего сердца. Она найдет достойного мужчину. Насколько я знаю, Настя хотела остаться во Франции. Что ж, пусть так и будет. Возможно, это даже к лучшему.

Минуту Кот молчал, переваривая эти новости.

— Вы слышите меня? — спросила Зинаида Николаевна. — Нас не разъединили?

— Я вас слышу. Можно узнать ее телефон в Париже?

Глупее вопроса нельзя было придумать. Костян поморщился, поняв, что брякнул очередную глупость. Телефон в Париже… Так его тебе и дали, губы раскатал. Это даже не смешно.

— Телефона я не знаю, а если узнаю, вам от этого пользы не будет, — неожиданно Зинаида Николаевна заговорила с напором и страстью. — Послушайте, Константин. У вас с Настей все равно ничего не вышло бы. Вы слишком разные люди. Она чистая, хорошая девушка. А вы… Если вы свою жизнь испачкали… испачкали грязью, не пытайтесь сделать того же с жизнью моей единственной дочери. Это все, о чем я вас прошу. И еще: не звоните сюда больше. Никогда. И не показывайтесь нам с Владимиром Николаевичем на глаза. В противном случае мы обратимся в милицию. Поняли меня?

— Понял, — вздохнул Костян. — Чего тут не понять?

В трубке запикали короткие гудки отбоя. Он повесил трубку, походкой паралитика вышел из кабинки, остановившись перед стойкой телефонистки, расплатился. Женщина, склонив голову набок, посмотрела на него то ли с интересом, то ли с жалостью. И не поймешь сразу. Кабинка стеклянная, на почте тихо, как в могиле. Телефонистка не подслушивала чужой разговор, но волей-неволей слышала все его реплики. Отсчитав сдачу, спросила:

  45