Мальгин заглянул в компанию, обслуживающую сотовые телефоны и, сторговавшись с оператором, получил распечатки разговоров, которые вел по мобильнику Барбер. Звонок в «Элладу» был сделан в первой половине дня одиннадцатого августа и продолжался двенадцать минут. Повторно с «Элладой» Барбер связался через час. Видимо, его соединили с главным врачом, они договорились о встрече. Поздно вечером Барбер дважды звонил в Апрелевку Катерине Комковой и следующую ночь провел под боком у платиновой блондинки.
– В вашем ведомстве наверняка существуют свои секреты и тайны, – сказал Решетников. – Например, коммерческие. Если бы я стал задавать вам вопросы из этой области, то мое поведение выглядело бы, по меньшей мере, нетактичным. В медицине существуют врачебные тайны, которые строже банковских тайн. Пластическая хирургия – это совершенно особая зона. Если я буду на всех углах трепаться о том, сколько жира неделю назад откачал из одной эстрадной певички, на сколько размеров увеличил бюст известной банкирши, поставив ей силиконовый протез, или как исправил носовую перегородку государственному деятелю…
– У вас такая клиентура, – покачал головой Мальгин. – Одни тузы, знаменитости. Как на подбор.
Решетников самодовольно улыбнулся.
– Нет, я себе не завидую, потому что скоро стану нищим, – врач сжал карандаш с такой силой, что переломил его надвое. – Черт… Распугаю клиентуру. От меня отвернутся все пациенты. Я по миру пойду с протянутой рукой и мне никто не подаст. Но есть и худший сценарий. Весьма возможно, мне сделают трепанацию черепа ржавой открывалкой или еще живого подвесят на крюк для разделки мясных туш. Потому что среди моих пациентов есть люди не только с большими деньгами, но и с крутым нравом. Понимаете, о чем я? Вижу, что понимаете.
Мальгин, успевший кое-что выяснить об «Элладе», подумал, что врач по раз и навсегда заведенной привычке привирает, набивая себе цену, и вообще красуется перед посетителем, пуская пыль в глаза. Дорогу в эту клинику не знали ни эстрадные звезды, ни известные банкирши, и уж тем более государственные мужи, имевшие проблемы с носовыми перегородками. Решетников слишком мелко плавал. В его «Элладе» меняли форму ушей и носов всякие недоделанные уроды, комплексующие по поводу собственной внешности, дамочки среднего достатка подтягивали дряблую кожу на лицах и шеях, а губы делали пухлыми и чувственными. С силиконовыми протезами Решетников вообще не связывался. Его конек – пластика лица.
В одном доктор был прав: парни с крутым нравом, уголовные авторитеты, бегавшие от милиции, в его клинику время от времени захаживали. Более десяти лет Решетников работал в институте красоты, защитил диссертацию и шел бы дальше в гору, но в результате интриг сослуживцев и подковерной борьбы, был вынужден уйти по собственному. Он не повесил носа, не впал в меланхолию, организовал свое дело. Его клиника на двадцать коек арендовала этаж в высотном здании некогда засекреченного номерного института. Врач знал свое дело, он установил умеренные цены, но не мог тягаться с конкурентами, потому что денег на раскрутку, на проведение дорогостоящей рекламной компании, как не было, так и нет. Словом, Решетников капусту лопатой не загребал. Вот и сейчас половина коек в «Элладе» пустовала.
– Понимаю, – кивнул Мальгин. – Только вы сгущаете краски. Это ни к чему. Молчание – золото, но даже из этого правила есть исключения.
– Увы, нет исключений. Знаете, сколько раз интервью со мной пытались добиться центральные газеты и глянцевые журналы? Сколько раз меня приглашали на телевидение? Во всякие там ток-шоу и встречи с интересным человеком? Десятки, нет, сотни раз. И я всегда отвечал «нет». Это мое правило говорить «нет» журналистам, милиционерам и прокурорам. Молчание – этика нашей профессии. По-свойски говоря, промолчишь, – целей будешь.
– Сейчас не тот случай. Человек, представившийся Зелениным, опасный тип. Очень опасный. Он не просто аферист, он отморозок и мокрушник. Одного из своих недоброжелателей он убил бюстом Чайковского. Одним ударом снес человеку полбашки. Да, бронзовым бюстом килограммов в семь веса ударил со всего маха и… Знаете, такие вещи в музыкальных семьях ставят на полки или стеллажи. Пострадавший как раз играл на рояле, когда его сзади шарахнули бюстом.
– Бедный Чайковский, – вздохнул Решетников. – Если бы он знал, к чему приведут его музыкальные эксперименты…