101 
Ах так? Она все предусмотрела!
– Буду, кричать, пока еще кто-нибудь не услышит, – пригрозил Саймон, задыхаясь от злости.
– А кто тебя здесь услышит? – На лице Камиллы играла надменная улыбка. – А если даже кто-то и услышит, что с того? Интересно будет посмотреть, как ты отреагируешь, если сюда прибежит чужой человек и обнаружит тебя привязанным к койке и со спущенными штанами.
Саймон приглушенно выругался. Она была права. Если его позор станет известен всему городу, он не посмеет показаться людям на глаза.
Наконец Камилла развязала тесемки на кальсонах и, вскинув брови, уставилась на вздыбленную мужскую плоть.
– Похоже, тебе это доставляет удовольствие? – огрызнулся Саймон.
– Думаю, да. – Камилла взяла в руки его мужское достоинство и легонько погладила. – Очень большое удовольствие.
Саймон застонал, когда она нажала на особую точку и вызвала бурную реакцию той части тела, что была зажата у нее в руке.
– Ты думаешь, что победила, но ты жестоко ошибаешься. Погоди! Когда ты меня отвяжешь – а когда-нибудь ты все равно меня отвяжешь, – я изобью тебя так, что ты неделю сесть не сможешь!
Улыбка исчезла с лица Камиллы, и на мгновение Саймону показалось, что на нем промелькнуло выражение боли.
– Нет, не изобьешь. Это первое условие, Саймон: никогда меня не бить. Я хочу, чтобы ты дал мне честное слово солдата, что не станешь этого делать.
Саймон взглянул на ее посерьезневшее лицо. Он причинил ей боль, очень сильно ее обидел, когда связал и заставил покориться себе. Это понятно хотя бы потому, что его жена поверила в то, что он способен ее избить.
– Это условие ни к чему, принцесса. Я не собирался тебя избивать. Тебе уже давно пора понять, что я привык к пустым угрозам, когда мне кажется, что могу чего-то добиться таким способом. – Его голос смягчился. – Но знай, что, в чем бы ты ни провинилась, я никогда не поднял бы на тебя руку. Клянусь своей честью.
– Дело не только в этом, – сказала Камилла, едва сдерживая слезы. – Сегодня ты меня не бил. Но ты поступил куда хуже, Саймон. Ты отнял у меня чувство собственного достоинства. Дал понять, что я ни в чем не могу тебе отказать.
У нее был такой вид, будто ее предали. Саймон сразу же позабыл обо всех своих невзгодах и думал только об обиде, которую ей причинил.
– Знаю и прощу у тебя прощения. Я ни об одном своем поступке так не сожалел. Я не отдавал себе отчета. Я был в гневе.
– Я знаю, что ты часто бываешь в гневе. Но не могу же я постоянно жить в страхе, ожидая, что ты вот-вот рассвирепеешь, набросишься на меня, свяжешь и… будешь делать со мной все, что пожелаешь. Я не хочу бояться собственного мужа.
Было заметно, что Камилле очень больно и обидно. Саймон тысячу раз проклял себя зато, что проявил такую бестактность. Он понимал, что подорвал ее доверие лишь из-за того, что хотел, чтобы она покорилась ему во всем. При одной мысли об этом у Саймона сжималось сердце.
– Я совсем не хочу, чтобы ты испытывала передо мной страх, принцесса.
Камилла закусила губу, пытаясь сдержать слезы, и отвернулась.
– Я стану тебе доверять только в том случае, если ты поклянешься больше меня не привязывать и никогда не использовать свой… талант обольщения как оружие в борьбе со мной.
– Клянусь. Клянусь, что никогда больше не буду тебя связывать, принуждать тебя делать что-либо и вообще не буду делать с тобой ничего такого, что бы я ни желал испытать сам.
Камилла кивнула в знак того, что принимает его клятву, но отвязывать Саймона не торопилась.
– Я принес тебе клятву, как ты и просила. – Саймон старался не показывать своего раздражения. – А теперь развяжи меня, принцесса, и мы займемся любовью. Так, как ты хочешь.
Камилла смотрела на него, нахмурив брови:
– Подожди. У меня еще одно условие.
Саймон с трудом сдерживался. Он уже догадывался, что это будет за условие, но все равно спросил:
– Какое условие?
– Я хочу, чтобы ты порвал с моим дядей.
Саймон застонал и откинулся на подушки. Ну, конечно! Больше ей нечего просить.
Камилла поспешно продолжила:
– Пусть его схватит кто-нибудь другой, Саймон. Мне все равно, что ты скажешь начальству. Если хочешь, можешь во всем винить меня, Но только прекрати его преследовать.
Саймон поднял на нее глаза и негромко произнес:
– Я не могу этого сделать, Камилла. И ты прекрасно это знаешь. Арестовать его – мой долг, а долг – превыше всего.
Камилла вскочила с постели и, стиснув кулаки, принялась расхаживать по комнате.
101 
