Особенно,... 
68 
Когда Духарев с дружинниками и Святослав, прихвативший с собой всего десяток гридней, подъехали к воротам города, те оказались заперты.
И отворить их далее никто не почесался. Хотя стражи наверху их точно видели.
— Открывай ворота, псы! — гаркнул Велим.
— Сам пес! — ответили сверху. — Прочь езжай!
— Велим, дозволь я ему бороду укорочу? — попросил Йонах. — Он, свиное вымя, утром вдогон мне стрелял.
— Погоди! — вмешался Духарев. — Эй ты! Я — воевода Серегей! Слыхал обо мне, бездельник? Живо открыл ворота!
— Вот тебя-то как раз пущать и не велено! — радостно заорал сверху один из стражей, бородатый детина в сдвинутом на затылок шлеме.
— Это кем же не велено? — поинтересовался Духарев.
— Первый боярин Шишка не велел! — охотно ответил страж. — Так что убирайся, воевода, восвояси, пока я тя не стрельнул, как велено!
— Ты в меня стрельни, мордастый! — закричал Йонах. — Всё равно не попадешь!
— Это почему ты так решил? — заорал страж.
— Да всякому видно! Ты даже на сапог себе помочиться захочешь — и то промахнешься!
— Это почему это я на сапог промахнусь?! — возмутился страж.
Гридни захохотали. На стене — тоже. Даже князь улыбнулся. А вот страж побагровел и дернул из налуча лук. Все заржали еще пуще. Никому в голову не приходило, что боярский страж настолько тупоумен, что рискнет выстрелить в княжьего гридня. Не говоря уж о воеводе.
Но этот оказался тупоумен именно настолько. Он выстрелил. В Йонаха он, естественно, не попал. Взял выше и угодил в Святославова гридня, который, естественно, тоже не стоял столбом, а отшиб стрелу щитом. И прежде, чем отбитая стрела упала на землю, защелкали тетивы луков, и стража снесло со стены.
И быть бы большой беде, потому что на вышгородской стене тоже схватились за луки, но тут Святослав бросил коня вперед и бесстрашно сдернул с головы шлем. Солнечный луч свернул на его бритой загорелой голове. Мотнулся назад пшеничный чуб, когда князь запрокинул голову и рыкнул почище пардуса:
— Не стрелять!!! Ополоумнели, дурни! Я — князь ваш! Шкуру сдеру! Живо открыть ворота!
Тут уж и вышгородские опомнились. Попрыгали вниз, вытянули засов, потащили створы.
Не дожидаясь, пока ворота откроют полностью, Святослав бросил коня внутрь, едва не сшиб кланяющегося в пояс вышгородского десятника и поскакал вверх по улице. А за ним, галопом, княжьи и духаревские.
На просторном подворье боярина Шишки было весело. Но не всем. Не веселилась меньшая челядь, которую согнали смотреть, как боярин наказывает того, кто ему не угодил. Не веселился наказываемый, гридень Зван, с которого содрали бронь и одежду и привязали к столбу посреди подворья. Не веселилась дочка боярина, к которой, собственно, и приехал в гости Зван.
Дочки, правда, на дворе не было. Ее по приказу отца еще утром двое доверенных увезли из города в потаенное место.
Не веселились и псы. Были у боярина три зверюги, специально натасканные на человека. Были. Теперь два «людоеда» валялись со вспоротым горлом, а третий медленно издыхал с ножом между ребер.
Не рассчитал боярин Шишка. Хотел продлить удовольстие и перед травлей велел освободить Звана. А тот ножик у челядника отнял да на Шишку кинулся. Тут псарь «людоедов» и спустил. И всё. Нет больше «людоедов». Правда, и гридня порвали собачьи клыки. Не то чтобы опасно, но потрепали основательно. Так что взяли Звана во второй раз и теперь уж воли не дали. Раздели и привязали к столбу, у которого Шишкин палач порол провинившихся холопов.
Привязали. Привели других псов, попытались науськать. Но не получалось. Не хотели охотничьи псы брать человека.
Зван, хоть и крови потерял изрядно, но держался. И вел себя храбро: поносил разными нехорошими словами боярина и описывал, что с Шишкой сделает воевода Серегей, когда обо всем узнает.
Боярин Шишка, в красных сапогах, будто ромейский василевс, в дорогой шелковой одежке. На жирной груди — византийский крест с рубинами и изумрудами, у пояса — короткая сабля с рукоятью в самоцветах. Морда толстая, красная, злая, брызги слюны изо рта:
— Запорю всех! Жрать его, жрать!!!
Хохот Звана.
— Ори, ори! Лопнешь — будет чем собачек накормить! Они гнилую требуху любят!
Псы лают, псари кричат... На дворе никто не услышал, как подскакали к воротам всадники. Стучать не стали. Духарев узнал голос Звана — этого достаточно. Махнул рукой...
68 
