Направляясь к двери и соблазнительно покачивая бедрами, девушка одарила графа кокетливой улыбкой. Однако ее старания вызвать к себе интерес не увенчались успехом: взгляд Николаса по-прежнему был прикован к двери, разделявшей комнаты.
— Вы можете закрыться на замок, тогда вам нечего будет бояться, — заметил он.
Элизабет улыбнулась:
— Я вас не боюсь, милорд. Я ведь вам уже это говорила.
Ник снова с тоской посмотрел сквозь распахнутую дверь в сторону кровати, потом на Элизабет, бегло скользнув взглядом по ее растрепанным темно-рыжим волосам, по лицу, груди, босым ногам. Как же ему хотелось сорвать с нее эту проклятую ночную рубашку, отбросить ее в сторону и ласкать скрывавшиеся под ней восхитительные груди! Как же он жаждал прильнуть губами к ее стройным босым ногам!
— Наверное, вы правы, — проговорил он охрипшим голосом, ненавидя себя за эти мысли. — Это я должен бояться.
И, бросив на Элизабет последний взгляд, повернулся и решительно зашагал к двери, в которой ему предстояло провести ночь.
Ник понимал, что для него эта ночь будет длиться вечно. Вряд ли ему удастся сомкнуть глаза, когда Элизабет находится от него так близко и в то же время так далеко.
Элизабет смотрела, как Николас уходит — высокий, стройный и необыкновенно красивый даже в запыленном костюме для верховой езды. Вот он скрылся за дверью, и Элизабет тотчас же стало грустно. За несколько коротких часов она уже успела привыкнуть к его ласковым и сильным рукам, надежной груди. Она любила его, хотя и понимала, что это глупо, что ничего, кроме горя, эта любовь ей не принесет.
Если в своих чувствах Элизабет уже определилась, то в чувствах Николаса она не была уверена. И в самом деле, как он относится к ней?
Не обращая внимания на то, что на подносе лежит сытная еда, а живот подводит от голода, Элизабет подошла к ванне, над которой поднимался парок. Покрывало полетело на пол, а вслед за ним и грязная ночная рубашка. Чистая же вместе с расческой и щеткой лежала на краешке кровати, и Элизабет мысленно поблагодарила Николаса за заботу.
Он заботится о ней — значит, в какой-то степени она ему небезразлична.
Элизабет вспомнила, каким взглядом окинул ее Николас с головы до ног, прежде чем выйти из комнаты.
То, что она вызывает у него желание, — это ясно, да он этого и не скрывает. Однако Элизабет казалось, что во взгляде его она прочла не только желание, а нечто большее, гораздо большее.
Вздохнув, она погрузилась в воду, чувствуя приятное тепло и надеясь, что вода смоет хотя бы часть тревог, терзавших ее душу. Но как ни старалась она переключиться на что-то другое, мысли о Николасе не давали ей покоя. Перед глазами то и дело вставала его стройная мускулистая фигура. Она вспомнила, как Николас целовал ее в саду, и по телу разлилось блаженное тепло. Николас хочет ее. Он сам в этом признался, и тем не менее Элизабет понимала, что он к ней и пальцем не прикоснется. Как сказал ей Сидни Бердсолл, Николас Уорринг — человек чести. Он поклялся защищать ее, в том числе от самого себя, и сделает это, чего бы это ему ни стоило.
Но нужна ли ей такая защита?
Откинувшись на спинку маленькой ванны, Элизабет с наслаждением ощущала, какое благотворное воздействие оказывает теплая вода на ее тело — усталость постепенно исчезает, ноющие мышцы вновь наливаются силой, — и все думала и думала… Через несколько недель она навсегда покинет Рейвенуорт-Холл, уедет в Лондон искать мужа. Она выйдет замуж за совершенно незнакомого и чужого ей человека, в то время как сердце ее тоскует по другому и рвется к нему. Похоже, ей уготована такая же судьба, как и ее матери.
Но мама по крайней мере познала любовь. А что останется у нее, Элизабет? Да ничего, кроме разве что короткого поцелуя, пусть и пронизанного страстью. И она никогда не узнает, что чувствуешь, когда лежишь рядышком с любимым, касаешься его тела, позволяешь ему ласкать себя.
Если, конечно, не предпримет ничего для того, чтобы это узнать.
Элизабет мыла волосы куском пахучего мыла, потом, хорошенько выполоскав их и выбравшись из ванной, вытиралась тоненьким полотенцем, а мысль эта все не давала ей покоя.
Взяв с кровати чистую белую ночную рубашку и натянув ее, она уселась на стул перед камином, чтобы волосы побыстрее высохли, и принялась за стоявший на подносе ужин. Налив себе в стакан вина, Элизабет отпила глоточек, прислушиваясь к тому, что делается в соседней комнате. Она услышала шаги, потом плеск воды, и, наконец, наступила тишина. Наверное, Николас закончил мыться и теперь вытирается. Представив себе его обнаженное тело — наверняка смуглое, гладкое и мускулистое, — Элизабет почувствовала, как у нее затвердели соски.