– Корь! – удивленно воскликнул граф.
– К счастью, наши опасения оказались беспочвенными. Это была одна из форм ветрянки.
– Но сопровождающие вас лица…
– Моя компаньонка и помощник премьер-министра заболели вчера. К утру у обоих поднялась чудовищная температура. Не могло быть и речи о том, чтобы они сошли на берег.
– Боже правый!
Мужчина в пыльной одежде был явно поражен сообщенной Вестой информацией.
Он посмотрел в синие глаза, поблескивающие от возбуждения, а затем вдруг резко произнес:
– Поскольку премьер-министра здесь нет, я должен объяснить вам, что случилось. Вас не приветствовали подобающим образом, миледи, поскольку в Катонии произошла революция.
– Революция?!
Теперь настала очередь Весты удивляться.
Граф кивнул.
– Она началась около недели назад, и принц решил, что вам лучше вернуться домой. Это я и должен был передать премьер-министру.
Веста помолчала несколько секунд, потом спросила голосом, показавшимся ей самой каким-то чужим:
– Вы действительно… хотите, чтобы я вернулась в Англию?
– Так будет лучше.
– После того как я проделала весь этот… долгий и тяжелый путь?
– Я все понимаю, – сказал граф. – Но революция опасна, а исход ее непредсказуем.
– Вы хотите сказать, что принца могут… свергнуть или заставить отречься от престола?
– Всегда существует такая возможность.
– Но ведь этого еще не случилось?
– Нет… Пока нет.
Веста снова замолчала, а затем произнесла:
– И как, по-вашему, я смогу вернуться? Мой корабль отплыл в сторону Афин. Моя компаньонка и помощник премьер-министра вернутся в Катонию по морю или по суше, когда выздоровеют.
– Но должны быть и другие корабли, – быстро произнес граф.
Говоря это, он взглянул в окно, словно ожидая увидеть в гавани какой-нибудь корабль.
– Даже если бы здесь и был корабль, я не стала бы подниматься на его борт, – твердо заявила Веста. – Я не намерена возвращаться в Англию.
– Но это же просто смешно! – воскликнул граф. – Вы так мало знаете об этой стране. И еще меньше – о революциях, ведь в Англии не бывает революций. Вы должны подумать о себе и немедленно отбыть в безопасное место.
– Я приехала сюда по собственной воле и, что бы ни случилось, считаю своим долгом остаться.
– Боже правый, но ведь решения принимаете не вы! Граф произнес это так непочтительно, что Веста вскочила с кресла. Глаза ее засверкали, словно голубые молнии.
– Трудно представить себе, – сказала она, – что приближенные его высочества потеряли всякое чувство приличия только потому, что в стране случилась революция. Не соблаговолите ли извиниться за то, что позволили себе разговаривать со мной подобным образом?
Глаза их встретились, – и на секунду девушке показалось, что сейчас она услышит новую дерзость, но граф покорно произнес:
– Я извиняюсь и надеюсь, что вы простите меня. Я просто очень озабочен проблемой вашей безопасности.
– Я предпочитаю заботиться о ней сама, – отрезала Веста. – А теперь ответьте на мой вопрос: его высочеству угрожает опасность?
Граф задумался, прежде чем ответить.
– Не могу сказать с уверенностью. Возможно, угрожает.
– В таком случае, – заявила Веста, – я должна быть рядом с ним.
– Это невозможно! – воскликнул граф. – У меня есть распоряжение его высочества просить вас вернуться домой! Когда в Катонии все утрясется, его эмиссары прибудут в Англию, чтобы продолжить обсуждение вопроса о вашем браке. – Граф сделал паузу, затем продолжал:
– Сейчас в ваших интересах вернуться домой. Я найду корабль, который доставит вас в Англию.
– Я ведь уже сказала вам, граф, – девушка говорила с ним как с капризным ребенком, – что я не собираюсь покидать Катонию. И не стоит больше говорить об этом. Я прошу вас – а если надо, могу и приказать – отвезти меня к моему мужу, На секунду граф застыл. Затем произнес голосом, полным изумления:
– К вашему мужу?!
– Нас поженили по доверенности, прежде чем я покинула Англию. Все необходимые бумаги находятся у премьер-министра.
– Поженили! Но принц понятия не имел об этом. Что это позволяет себе премьер-министр?! Старая хитрая лиса!
– Насколько я поняла, – пояснила Веста, – прося моей руки, премьер-министр исполнял волю его высочества. Но на бракосочетании до моего отъезда настоял отец. Герцог не хотел, чтобы его дочь везли сюда по принципу «купим или вернем».