Когда Волков, обвешанный сумками и свертками, последним спустился с трапа, он увидел, что маленький электрокар, заваленный ручной кладью, уже бодро катит в сторону от самолета… Волков прикинул на глаз расстояние до электрокара и понял, что тащить на себе эти сумки, свертки, рассыпающиеся журналы ему ужасно не хочется.
И тут его взгляд упал на стоящего около трапа здоровенного парнягу в джинсах и яркой рубашке. Парня буквально распирала тяжелая, очень рельефная мускулатура.
По всей вероятности, парень принадлежал к клану присамолетной прислуги, и Волков неожиданно для себя крикнул этому парню:
— Эй, бой! Ком цумир! Абершнель!..
Почему он обратился к этому парню по-немецки, Волков и сам не понял. Может быть, потому, что никак не мог вспомнить, как это нужно сделать на французском языке? А может быть, потому, что за месяц до вылета в Грецию сорок дней отработал в международной программе берлинского цирка Буш?
Однако парень в джинсах понял, что Волков обращается к нему, и улыбнулся.
Волков тоже улыбнулся парню, повесил на его толстенную шею сумки компании «Эр Франс», сунул ему в руки свертки и журналы и показал на удаляющийся электрокар с багажом.
Парень кивнул — дескать, «понял» — и легко побежал за электрокаром. Он догнал его уже метрах в полутораста от самолета и на ходу сложил все вещи Волкова.
Волков полез в карман (он уже трижды работал за границей и знал, что подобные услуги обязательно оплачиваются), но ничего, кроме серебряного доллара, там не обнаружил. И тогда Волков вынул доллар, взял здоровую ручищу этого парня и вложил доллар в огромную ладонь. А потом с удовольствием хлопнул парня по спине и, улыбаясь, сказал:
— Спасибо, кореш! — и оглянулся весело: знай, мол, наших!
Парень обалдело разглядывал доллар.
И тут все бросились к Волкову и к этому парню — захохотали, зааплодировали; репортеры прямо на пупе вертелись, фотографируя Волкова и парня со всех сторон.
Волков понятия не имел, что этот паршивый доллар произведет такой эффект. Но он улыбался в объективы и кому-то наспех давал автографы.
Наконец парень понял, что получил на чай.
Он подбросил доллар на ладони, рассмеялся и, с трудом выговаривая русское слово, сказал:
— Спа-си-бо.
. И все опять зааплодировали, захохотали, фоторепортеры снова защелкали камерами, но в эту секунду к Волкову пробрался совершенно белый от ужаса руководитель гастрольной группы и, наскоро улыбнувшись парню, забормотал:
— Пардоне муа, месье… Пардоне муа…
Он вытащил Волкова из плотного кольца хохочущих журналистов и отчаянно зашептал:
— Волков!.. Ты сошел с ума!.. Что ты наделал!..
— А что такое?.. Что случилось-то?
— Боже мой! Он еще спрашивает!.. Становись немедленно со всеми вместе…
И руководитель гастролей подтолкнул Волкова к Милке и Кире.
Волков протиснулся между Милкой и Кирой.
— Ну ты дал раскрутку! — восхищенно сказал дрессировщик собак Гена Рябкин.
— Братцы! — взмолился Волков. — Что случилось? Я что-нибудь не так сказал?..
Кира была обеспокоена.
— Какой-то ляп, — задумчиво сказала она. — Но какой?..
— Волков, — шепнула Милка, — ты, случайно, не объявил войну Греции? Бывает, просто так с языка сорвется… А?
— Заткнись, умоляю!.. — ответил Волков.
Он попытался отыскать глазами здоровенного парня, но того уже окружила группа каких-то очень респектабельных людей, и половина из них что-то серьезно говорила парню, а половина продолжала хохотать.
— Товарищи! Товарищи!.. — надсадно закричал руководитель гастролей. — Товарищи артисты! Будьте любезны, встаньте все вместе и немножко подровняйтесь!.. Я должен представить вас господину Христо Аргириди… И пожалуйста, разберитесь по номерам!
Все построились в одну длинную полукруглую шеренгу, а руководитель гастролей, переводчик и один из посольских подошли к группе людей, окружавших парня в джинсах.
Руководитель гастролей что-то сказал, переводчик что-то перевел, и парень в джинсах, развернув саженные плечи, шагнул к ним.
Он широко улыбнулся всей шеренге, на какую-то долю секунды задержал взгляд на Волкове и произнес длинную фразу по-гречески.
— Господин Аргириди, — подхватил переводчик, — приветствует артистов Московского цирка на земле Древней Эллады и считает, что, если здесь, в Греции, русский цирк покажет хотя бы половину того, что видел господин Аргириди, будучи гостем Москвы, Афины будут покорены…