Особенно,... 
64 
***
Неподалеку от Киевского вокзала, рядом с Дорогомиловским мостом, в громадном угловом доме, одним крылом выходящем на набережную Москвы-реки, помещается маленький винно-водочный магазинчик. А вокруг него — толпа из вокзально-приезжего и местно-ханыжного люда. У дверей магазинчика два милиционера мужественно и самоотверженно сдерживают народное волнение.
— По три сорок семь осталось всего одиннадцать ящиков! — кричит один милиционер в мегафон. — Кому по три сорок семь — больше не становитесь! Только по два пузыря в одни руки!
Толпа в ужасе ахает и еще сильнее наваливается на дверь магазина.
Длинный, тощий, бывшего интеллигентного вида, в очках, в замызганном плаще, мужчина с портфелем взметает в серое небо костлявый кулачок, кричит милиционерам:
— Опричники!
Какой-то звероподобный человек вываливается из магазина с охапкой бутылок, хрипит в толпу:
— По девять десять кончилась, только «Сибирская» по семнадцать!
И тогда из толпы раздается тоненький, исполненный подлинного трагизма крик:
— Господи!!! Да что же это?! Для милиционеров, что ли?
Но в эту секунду из дверей магазинчика с диким трудом и риском для жизни выдирается расхристанный и растерзанный Евгений Анатольевич, счастливо прижимая к груди одну-единственную бутылку шампанского.
Толпа немеет.
— Святой!.. — в ужасе шепчет один.
— Может, болен человек, — сочувственно произносит второй.
Растерянный Евгений Анатольевич пытается привести себя в порядок, но напружинившийся от необычной ситуации милиционер негромко приказывает ему в мегафон:
— Гражданин! Проходите, проходите со своим шампанским. Не собирайте народ.
Под вечер в подъезде стоят Мишка и Настя. В ногах у них туго набитая сумка с длинным ремнем.
Мишка прижимает Настю к стенке, тискает ей грудь под свитерком.
— Поехали к нам, малыш. Мамашка сегодня в вечер.
— Нет. Неохота, Мишаня.
— Поехали, Настюш. Котеночек, поехали!.. На таксярнике — туда и обратно. Ненадолго. На полчасика.
Настя вытаскивает Мишкину руку из-под свитерка.
— Ну сказала же, неохота. — Она пихает ногой лежащую сумку. — Это надо в морозильник затолкать… У Бабушки день рождения скоро. Мне тетя Клава с таким трудом достала эту шелупонь. Я ей даже деньги еще за это не отдала.
— Сколько надо? — Мишка с готовностью лезет в карман.
— Обойдемся. У меня стипуха на днях.
— Обижаешь, малыш.
Настя подхватывает сумку на плечо:
— Чао!
— А завтра?
— Посмотрим. Как еще будешь себя вести, — усмехается Настя.
— Не понял?
Настя уже стоит тремя ступеньками выше:
— Я же сказала — завтра на тебя и посмотрим. — И уходит вверх по лестнице.
***
В неухоженной чужой холостяцкой квартирке, на широкой продавленной тахте, еле прикрытые простыней, лежат обнаженные Лида и Андрей Павлович.
Андрей Павлович на спине, глаза в потолок. Волосы слиплись от пота, лицо и шея мокрые, дыхание еще не выровнялось, но он уже жадно затягивается сигаретой.
Лида лежит на животе, обнимает Андрея Павловича, губы ее нежно скользят по его груди.
Глаза у Лиды закрыты, и она, к счастью, не видит, что Андрею Павловичу это уже сейчас не очень приятно и он даже досадливо морщится. А еще ему ужасно хочется посмотреть на свои наручные часы…
— Ну почему, почему мы не можем лететь вместе? — вздыхает Лида.
Андрей Павлович на секунду прикрывает глаза, как человек, который уже в сотый раз слышит один и тот же вопрос, и, стараясь придать своему голосу максимально нежные интонации, отвечает:
— Солнышко мое, ну на это уйма причин. Во-первых, меня могут поехать провожать в аэропорт. Ты будешь чувствовать себя неловко, я буду выглядеть по-дурацки. Зачем? Зачем столько унижений? А так — я вылетаю первым, вью гнездо и через три дня встречаю тебя в Адлере. Зато потом, на море, целый месяц только вдвоем! Ну пойми меня. И клянусь тебе…
— Господи, Господи!.. — шепчет Лида и зарывается носом в плечо Андрея Павловича. — Обними хоть меня.
— Конечно, конечно, родная моя! — Андрей Павлович поспешно обнимает Лиду и получает долгожданную возможность посмотреть из-за ее головы на свои часы.
— И не смотри ты на свои часы, черт бы тебя побрал! — стонет Лида.
***
Нина Елизаровна гладит белье на кухне. В комнате Настя сидит перед телевизором. Равнодушно, без малейшего интереса смотрит какой-то старый военный фильм.
Настежь открыта дверь в Бабушкину комнату. Бабушка протягивает руку к веревке от рынды.
64 
