34 
— Когда вы попадете в Килдонон, — произнес он вслух, — и убедитесь, что земля вертится в соответствии с причудами моего отца, даже солнце сияет и приливы и отливы совершаются по его команде, вот тогда вы и поймете это место гораздо лучше, чем теперь из моего рассказа.
Только после того, как он выговорил эти слова — выговорил их с гневом и ненавистью, — заметил он, что Эрайна спит.
Увлеченный своими мыслями, он не обращал внимания на то, что она уже давно не перебивала его ни словом, ни вопросом.
Увидев, что глаза ее закрыты, он понял, что она совершенно измоталась за эти дни, в особенности, за сегодняшний.
Она пережила расставание с матерью в лечебнице, потом долгие часы стояла на ногах, пока на нее примеряли платья.
Потом еще одно суровое испытание — отъезд вместе с ним.
Возможно, благодаря своему кельтскому происхождению почувствовал он, как она была смущена и напугана, когда он остановил лошадей возле дома, где находилась его квартира.
Он понял также, что за обедом она нервничала в страхе сказать или сделать что-то, к чему он отнесется с неодобрением.
Очевидно, она впервые обедала наедине с мужчиной. Ему, пожалуй, следовало бы держаться с ней с большим пониманием и сочувствием, но он не знал, как это сделать.
Обычно он обедал наедине с женщинами, разговор которых блистал двусмысленностями, а взгляды пробуждали страсть.
Маркиз попросту не мог припомнить, когда ему доводилось сидеть за трапезой с женщиной, которая не старалась бы вызвать в нем желание и своим поведением не предлагала себя.
«Эрайна еще ребенок, — размышлял он. — Я должен не только научить ее, как себя держать, но и защитить от того, что могло бы напугать ее, а такого, без сомнения, будет немало».
Он стоял и смотрел, как она спит, опустив голову на мягкую шелковую подушку, такая юная и беззащитная.
Он обратил внимание, что ресницы у нее, кажущиеся очень темными на бледном лице, не накрашены, как у Олив, а темны от природы и слегка золотятся на самых кончиках.
То были ресницы очень юного существа, и маркиз ощутил, что дело не только в молодости и хрупкости: эта девушка напоминает изящную фигурку из дрезденского фарфора, которую легко разбить, если обращаться с ней неосторожно.
Он открыл дверь и взял Эрайну на руки, чтобы отнести в свою спальню.
Он все еще раздумывал, как устроить так, чтобы Чампкинс не узнал, что они спали отдельно, однако теперь, когда Эрайна уснула, не было необходимости посвящать ее в заговор.
Он опустил девушку на кровать, уже застланную на ночь.
Подумал, не разбудить ли ее, чтобы она могла раздеться и лечь, но она спала так крепко и сладко, что ему стало жалко это делать.
Вместо этого он снял с нее туфли, потом умело расстегнул платье и стянул с нее.
С улыбкой сказал себе, что впервые раздевает женщину, совершенно в этом не заинтересованную.
Он уложил ее и укрыл простыней, обратив при этом внимание на худобу, которая так поразила, по словамЭрайны, мадам Селесту. Девушка и в самомделе чересчур легка для своего возраста и роста. Он укрыл ее до самого подбородка, и по тому, как поднималась и опускалась ее грудь, понял, что разбудить ее могли бы гораздо более сильные и настойчивые движения, чем его собственные в эти минуты.
Постоял и посмотрел на нее сверху вниз. Потом взял с постели одну из подушек и прихватил свою ночную рубашку и халат, оставленные Чампкинсом на кресле.
Подошел к шкафу и нашел там, как и ожидал, два сложенных одеяла — на случай если ему понадобилось бы укрыться потеплей.
Держа все это в руках, маркиз погасил свечи у кровати и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Диван в гостиной был большой и удобный, а маркиз тоже устал, так как из-за Олив почти не спал предыдущую ночь; он полагал, что уснет сразу, но на самом деле бодрствовал почти до полуночи.
После Оксфорда он два года служил в армии и приучил себя просыпаться в любое время, когда пожелает, без посторонней помощи.
Эта привычка оказалась полезной не только в полковой жизни, но и позднее, когда, например, он хотел отправиться во время пребывания в имении у деда на охоту за молодыми лисами, — вставать в этих случаях надо было в четыре утра, слуги в это время еще спали. Маркиз успел принять ванну и наполовину одеться, прежде чем Чампкинс спустился из своей комнаты на следующем этаже.
— Доброе утро, м'лорд! — поздоровался он. — Вы нынче раненько.
— Мне нужно кое-что уладить до отъезда, — объяснил маркиз, — а ее милость еще спит. Мне не хотелось будить ее.
34 
