Может быть, маме и вправду не нужно знать, как она туда попадет. Вайра могла бы придумать историю про какой-нибудь благотворительный фонд, выразивший готовность ей помочь. Мама была настолько нездорова, что, скорее всего, не стала бы задавать много вопросов.
Тысяча фунтов! Ведь это целое состояние!
– Вы, возможно, догадались, – негромко продолжал сэр Эдвард, – что я некогда любил вашу мать. Она отказалась стать моей женой, так как была влюблена в вашего отца. Но я никогда ее не забывал – никогда!
Он говорил очень тихо, как будто не желая, чтобы сын слышал его.
Йен Блейквелл сосредоточенно что-то чертил на лежащем перед ним листке. Отбросив вдруг карандаш раздраженным, почти гневным жестом, он поднял голову и встретился глазами с Вайрой.
Что-то неприятное, враждебное промелькнуло в его взгляде. Эта враждебность была настолько сильна, что на какое-то мгновение Вайра почти физически ощутила ее.
«Он бросает мне вызов», – подумала она и в этот же момент осознала, что приняла решение.
Она решительно повернулась к сэру Эдварду.
– Благодарю вас, – сказала она сдержанно, – я принимаю ваше предложение и поеду во Францию с вашим сыном.
Вайра оглядела свою квартиру, в которой прожила шесть лет и которая теперь была такой опустевшей.
Ее мать этим утром улетела в Швейцарию. В аэропорту Вайра следила взглядом за исчезающим в небе самолетом со слезами на глазах. Это были слезы радости от сознания того, что она смогла дать матери то, что доктор назвал «вполне реальным шансом выздоровления».
Именно доктор решил, что все должно быть устроено как можно быстрее. Он позвонил в клинику в Лозанне, позаботился о паспорте и авиабилете для миссис Милфилд и обеспечил машину «Скорой помощи», чтобы доставить ее в аэропорт.
Никогда еще Вайра не радовалась чему-либо так, как этой неожиданной возможности организовать для матери эту поездку, комфортные условия перелета и позаботиться о том, чтобы ей было предоставлено все необходимое.
Только вернувшись домой, она подумала о себе, вспомнив, что за все было заплачено ее предстоящей поездкой во Францию с Йеном Блейквеллом.
Сердце у нее сильно забилось, когда она вспомнила, что сэр Эдвард назначил ей встречу в три часа.
И у нее было еще одно дело – пристроить Пушка до возвращения матери у Теда Хаггинса.
Она знала, как обрадуется этому хрупкий болезненный мальчик. Но и для нее это было идеальным решением проблемы с Пушком, пока она будет во Франции.
– Пошли, Пушок, – сказала она пуделю, склонившему в сторону свою забавную беленькую мордочку и внимательно наблюдавшему за ней.
Пересекая Кенсингтон-Хай-стрит, Вайра вспомнила о французе, с которым познакомилась благодаря Пушку в начале недели.
«Неужели это было всего четыре дня назад», – подумала Вайра. Это казалось невероятным. Столько всего случилось с того дня, словно прошла целая вечность с того момента, как она последний раз шла в парк этой дорогой.
– А сейчас отправляйтесь домой. Займитесь делами вашей мамы – отправьте ее в Швейцарию, а когда все будет улажено, зайдите ко мне, я думаю, в четверг во второй половине дня, – сказал ей тогда сэр Эдвард.
– А в конторе мне… мне им сказать… что-нибудь? – запинаясь, проговорила Вайра, представляя неодобрительную мину на лице мисс Крэнкшафт и любопытство девушек.
– Ничего, – отрезал сэр Эдвард. – Нам не нужны досужие разговоры и сплетни.
Вайра настолько погрузилась в свои мысли, что только лай собаки и дерганье поводка напомнили ей, что она уже оказалась в той части парка, где обычно спускала Пушка с поводка. Она нагнулась, чтобы отстегнуть ремешок ошейника, когда рядом раздался чей-то голос.
– Наконец-то я увидел вас снова!
Вайра подняла голову и, нисколько не удивившись, – что было ей несвойственно, – увидела стоявшего перед ней того самого француза – Пьера де Шалайе.
– Здравствуйте! – проговорила Вайра. Странное дело, но она действительно не удивилась этой встрече. Какое-то шестое чувство подсказывало ей, что она непременно увидит его здесь.
– Где же вы были? Я приходил сюда каждое утро, я приходил и днем. Я уже начал думать, что вы мне только привиделись, что на самом деле вы никогда не существовали, – с неожиданной горячностью проговорил он.
– Я была занята, – отвечала Вайра, опуская глаза под его пристальным взглядом, и почувствовала, что щеки ее розовеют.
– Но как вы могли быть так жестоки? Разве вы не поняли тогда, что я захочу увидеть вас снова?