Дверь распахнулась, Джо обернулась и увидела Рейна. В несколько длинных решительных шагов он очутился в комнате, при свете лампы он выглядел еще больше и страшнее. В неверном желтоватом свете Джо увидела гнев, исказивший его черты, сжавшиеся кулаки, и кровь отлила у нее от лица.
Как бешеный медведь он приблизился к ней и теперь возвышался рядом как башня, с неистовым презрением глядя на нее сверху вниз. Он протянул л руки, схватил ее и заставил приподняться на цыпочки.
— Ты хоть понимаешь, что могло с тобой случиться? Черт возьми, ты же могла погибнуть!
В его голосе звучал гнев и — страх. Страх за нее? Беспокойство о том, что она может быть ранена? — Возможно ли это, если он чувствует к ней одно лишь отвращение?
— Ради Бога, Джо, тебе некуда бежать на этом острове. Власти тебя обнаружат. Тут негде скрыться.
Он выпустил ее, но Джоселин по-прежнему молчала. Ей нечего было сказать.
— Я этого не позволю, слышишь! Я не позволю тебе губить себя!
В его последних словах прозвучала такая убежденность, что Джоселин подняла глаза.
— Я больше не позволю тебе меня использовать.
— Использовать? В том, что произошло? Разве я использовал тебя?
— Разве нет?
Он отвел глаза.
— Возможно. А ты? Ведь ты хотела этого не меньше, чем я. Ты ни разу не отказала мне по-настоящему. Не обманывай себя, Джо.
В глубине души она не обманывалась. Только гордость заставляла ее притворяться.
— Возможно, ты прав насчет того, что произошло. Это действительно не имело значения.
Не имело? Думаю, имело. Я думаю, что ты хотела меня, как прежде. Почему бы тебе не признать это?
Да, она нуждалась в нем. Когда-то. Безумно, отчаянно, совершенно. А он обманул ее. Так было… прежде.
Он всматривался в нее долгим тяжелым взглядом, видя перемену в ней, видя, до чего довел ее.
— Я несу за тебя ответственность. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, чтобы тебе было больно.
Мне больно сейчас, Рейн, мне больно всякий раз, когда я вижу тебя.
— Я больше не в силах это выносить. Я не могу дольше бороться. Я умоляю тебя, Рейн, — неужели ты еще недостаточно меня наказал?
Он схватил ее за руку, его черты снова исказились от бешенства.
— Неужели ты не понимаешь, что все наоборот? Это ты меня наказываешь!
Он наклонился, чтобы поцеловать ее, но Джоселин отвернулась.
— Нет, Рейн, не сегодня.
Она попыталась вывернуться, но он не отпустил ее. Наконец она все же вырвалась, но пуговички на платье отлетели, тонкая материя порвалась под его пальцами.
— Прости, — произнес Рейн. В его голосе слышалось сожаление. — Я не хотел этого.
Ее рубашка тоже пострадала, бретельки оторвались и одежда соскользнула с ее плеча, обнажив грудь.
Его взгляд скользнул на бледную налитую плоть, Джо услышала, как он вздохнул. Потом он заметил еще что-то и подошел ближе. Она осознала это только в тот момент, когда Рейн коснулся этого рукой.
— Что это? — спросил он, стараясь разглядеть получше. Маленький золотой круг блестел при свете лампы — прекрасная мирная сцена, хранимая беспокойной груди, болезненное напоминание о том, что никогда не повторится.
Когда Рейн узнал маленький медальон ручной работы, который сам подарил ей, медальон, который он сорвал с нее и бросил в угол, его глаза вгляделись в ее лицо.
— Вряд ли он так много значит для тебя, — Джоселин задрожала в его руках. — Почему ты зашила его здесь… у сердца?
Как объяснить ему? Как рассказать? Но ее молчание говорило за нее.
Он посмотрел на медальон, и его рука дрогнула. Он снова взглянул в глаза Джо, умоляя высказаться, но еще неуверенный в том, что услышит.
— Он так много значит для тебя?
Она научилась переносить его гнев, но к этому она не была готова. Она не знала, что ответить, но правда была только одна.
— Его подарил мне человек, которого я любила, — прошептала она.
Его глаза потемнели от замешательства.
— Но ведь его подарил тебе я.
— Да…
У Джоселин перехватило горло, ее охватила горячая, невыносимая волна боли.
— Но если ты меня любила… тогда почему ты… почему?..
Рейн едва дышал, кровь отлила от его лица. Он глотнул, когда правда обрушилась на него, звуча в невысказанных словах громче, чем грохот грома. Если она любила его, она не могла его застрелить.
А она безусловно любила его. Она все еще любит его. Доказательство этого хранилось у ее сердца. И оно всегда было в ее глазах, если бы он только заглянул в них.