Так сказал тогда приятель Георгия Александровича Вайнера — щупленький Сол Гринспен, легенда Интерпола, ушедшая на покой в сумерки славной истории организации, которой мистер Гринспен отдал последние тридцать лет своей хрупкой жизни.
Технически Сергей Александрович был оснащен великолепно.
Вот только не хватало во всей этой истории «человеческого фактора»... А без этого какими бы волнующими и глобальными нам ни казались религиозно-экономически-политические проблемы, ежесекундно обрушивающиеся на человечество, без этого самого «фактора», который Просто Про Людей, никуда не денешься! Даже, как говорил Зощенко, в «маловысокохудожественном произведении».
Можно, конечно, было бы придумать чью-то личную линию, выстроить вязь взаимоотношений, прочертить характеры, наметить какие-то столкновения, неожиданные повороты, сюжетные «перевертыши». В конце концов, Мартов этим занимался всю свою сценаристскую жизнь.
Но вплетать в подлинные события четырехлетней давности ловкое и профессиональное сочинительство Мартову не очень хотелось.
Он подозревал, что в то время на судне наверняка происходило что-то драматически настоящее, о чем Мартов пока ни хрена не ведает...
Когда девятьсот человек черт знает какого количества национальностей и вероисповеданий три месяца находятся в замкнутом пространстве длиной в 175,8 метра и шириной в 24 метра, с высотой бортов 16,2 метра, осадкой — 8,16 метра и водоизмещением в 18 820 тонн и движутся по нескончаемой воде через полмира со скоростью в 20,5 узла, — ну не может быть, чтобы в один прекрасный момент там не прорвался бы наружу самый что ни на есть настоящий «человеческий фактор»!
Да вот взять хотя бы тех же Ивлевых — доктора Тимура и переводчицу Таню. Они сами говорили, что женаты всего четыре года. Значит, начиналось у них все именно тогда, когда ЭТО произошло с судном? Значит, была у них до этого какая-то другая, прошлая, жизнь? И наверное, не такая уж простая и гладкая. Недаром они так поздно нашли друг друга...
Ивлевы только вчера звонили из Петербурга.
Пришли из рейса, звали в гости. Предлагали посмотреть судно, пощупать все своими руками. Вроде бы и капитан уже предупрежден, что Сергей Александрович может явиться с визитом. Откуда это известно? А что скроешь на судне? Болтают, что была радиограмма из «Посейдона», еще когда Гибралтар проходили...
Мартов взял телефон, набрал номер хозяйки «Sicher Reisen»:
— Викуля, не могла бы ты сотворить мне билетик в Петербург на завтрашний вечерний рейс?
— О Господи!.. Неугомонный. На сколько?
— На пару недель.
* * *
«Ай да Мартов! Ай да молодец!..» — похваливал себя Сергей Александрович за решительность, с которой он вылетел в Петербург.
Ну конечно, и за Ивлевыми, и почти за всеми, кто их окружал на судне в то время, так любопытное Мартову, — словно пенный бурун за кормой, вился клубок страстей человеческих!..
Может быть, если посмотреть на эти страсти со стороны холодным и оценивающим глазом, они покажутся мелковатыми и вторичными. Однако каждая, даже самая, казалось бы, незначительная встряска судьбы одного человека, именно для этого человека, — всегда уникальна! Грех не отнестись к этому с вниманием и сочувствием. Не будешь ведь приводить ему в пример греческие трагедии Софокла или шекспировского «Короля Лира».
А человек и не сможет поверить в то, что подобное происходило с очень многими до него и будет разрывать на части людские души и через сотни лет. Человеку всегда будет казаться, что Такое могло произойти только с ним...
Очень был доволен собой Мартов!
Он почти все время проводил с Ивлевыми — принимал их у себя в своей полумертвой квартире, с уймой оставленных книг и пустыми стенами с темными квадратными пятнами на обоях от любимых фотографий, эскизов, картинок, карикатур — всего того, что теперь украшало мюнхенское жилище Сергея Александровича.
А то завлекал их в какой-нибудь вкусный ресторанчик...
...то Ивлевы таскали его по всему «Федору Достоевскому», стоявшему в порту в ожидании очередного рейса.
Передвигался по городу Мартов или в «тойоте» Ивлевых, или, когда оставался наедине с самим собой, просто поднимал руку и любой частник на «Жигулях» за сто пятьдесят рублей вез его в любой конец города. По немецким расчетам, это обходилось Мартову в четыре евро. В Гамбурге он заплатил бы в такси за это же расстояние не меньше двадцати пяти...
Ездил по городу, хихикал над глуповато-забавной англизированностью вывесок строительно-хозяйственных магазинов вроде — «Евровагонка», «Кафель-холл», «VIP-паркет»!