Особенно,... 
93 
Он собирался, он должен был сказать ей, что она ничуть его не волнует. Но это было трудно сделать: при одном лишь взгляде на нее он испытывал возбуждение.
— Ну так что?
— Ты красивая женщина, Анна. Я не стану отрицать, что чувствую к тебе определенное влечение.
Она остановилась перед ним.
— Хочешь заняться со мной любовью, Трэвис?
У него сильнее забилось сердце, отзываясь пульсацией в виске и паху. Трэвис не мог поверить своим ушам.
— Ты не должна задавать мне подобные вопросы.
— Скажи, Трэвис, хочешь поцеловать меня? Хочешь снять с меня одежду и предаться дикой, необузданной страсти? Потому что я этого хочу.
— Анна… — прошептал он сквозь стиснутые зубы.
— Ответь. Ты хочешь этого?
Он мог бы сосчитать удары своего сердца, так громко они отдавались в ушах. Нужно было прекратить это немедленно, пока они не зашли слишком далеко.
— Хочешь знать правду, Анна? Я хочу сорвать с тебя одежду, всю до последней нитки. Хочу видеть тебя нагой, хочу уложить на диван, раздвинуть твои красивые ноги и окунуться в тебя. Хочу владеть тобой во всех мыслимых и немыслимых позах, владеть до тех пор, пока у нас хватит сил. Ты это хотела услышать?
Трэвис ждал, что она в ужасе отшатнется. С криком выскочит из дома. Что никогда больше не заговорит с ним. И хотя ему было бы бесконечно больно разорвать их дружбу, Трэвис сознавал, что должен это сделать. Он должен был спасти ее. Спасти от него и, вероятно, от нее самой.
— Я знала это! — улыбнулась Анна и, приподняв юбки, бросилась к нему и, вскинув руки ему на шею, крепко поцеловала.
Трэвис со стоном обнял ее за талию и притянул к себе, хотя знал, что она ощутит его возбужденное естество, но это его уже не волновало. Он всем сердцем желал того, что она ему предлагала.
— Мы не можем, — прошептал он между нежными поцелуями. — Мы не должны этого делать, Анна. — Но поцелуи делались жарче и сильнее, и он боялся, что взорвется от напряжения, — Я не… я не хочу порочить твое доброе имя.
— Я вдова, — произнесла она тихо, целуя его в шею. — И я никогда не была с мужчиной, которого желала. Я хочу тебя, Трэвис. Я хочу, чтобы ты овладел мной.
— Анна…
Он напомнил себе, что она была лучшей подругой его сестры. Ивелел себе поступить подобающим образом — оторвать женщину от себя и отправить прочь, в холодную ночь. Но вместо этого продолжал целовать ее и не мог остановиться, пока она не взяла его за руку.
— Давай поднимемся наверх, Трэвис. Покажи, как приятно заниматься любовью.
Он покачал головой, но не отпустил ее руки. В следующий момент они уже поднимались по ступенькам — он вел ее в свою спальню. Комната была чистой, аккуратной и по-спартански суровой по сравнению с остальным домом. Как-никак он был человеком военным. Выражение одобрения на ее лице почему-то вызвало у него чувство облегчения.
— Ты уверена, Анна? Ты уверена, что тебе не будет противен человек с одной рукой?
Анна подарила ему одну из своих лучистых улыбок.
— Твоя рука меня вообще не волнует. Ты самый мужественный мужчина из всех, кого я знаю. И я никогда не испытывала большей уверенности, чем испытываю сейчас.
Ее слова вошли в его сердце. Это глупость, если не сказать— чистое безумие. Он никогда не женится на ней. Ведь он не создан для семейной жизни. Но когда она лежала под ним в нагом великолепии и он овладел ею, то подумал: нет на свете ничего лучше, чем быть в постели с Анной Таунсенд. Когда же он довел ее до фантастического экстаза, сравнимого разве что с его собственным, то уже не мог представить, что когда-нибудь ее отпустит.
Гоня прочь непрошеную мысль, Трэвис нагнулся и поцеловал ее.
Глава 24
Ройял созывал Гребцов. Получив приглашение брата присоединиться к ним, Рис готовился вечером ехать в «Уайтс», где была назначена встреча. Все Дьюары являлись членами этого элитного лондонского клуба джентльменов, но в отличие от своих братьев Рис редко его посещал.
Все же встречи с Гребцами он ждал с нетерпением. Он надеялся, что кто-то из них нашел сведения, способные помочь Трэвису. А может, появились новости о Мейсоне Холлоуэе.
При мысли о Холлоуэе Риса затошнило. Способный ради достижения цели лишить жизни невинных людей, Холлоуэй был гнилью на теле человечества. И хотя Рис не хотел, чтобы его сын получил богатство Олдриджа или графский титул, его угнетала мысль, что Холлоуэй путем шантажа заставили Элизабет сделать то, чего они так добивались.
93 
