– Возможно, мои опасения напрасны, милорд, но приблизительно через двадцать минут после приезда леди Сибиллы ко мне в кабинет вошла мисс Грантли и сказала, что едет в город за покупками.
Секретарь снова умолк, искоса взглянул на хозяина, словно опасаясь, не обеспокоил ли он его понапрасну, а затем продолжил свой рассказ:
– Мисс Грантли попросила у меня двадцать фунтов, как она сказала, на покупки, – что вовсе не показалось мне странным. Но вскоре возвратилась миссис Лэмборн и сообщила, что она не встретилась с мисс Грантли.
– А на чем она уехала? – отрывисто спросил маркиз.
– В наемной карете, милорд.
– В наемной карете? Но ведь в конюшне полно лошадей!
– Лакей предложил ей поехать в вашем экипаже, но мисс Грантли отказалась, сказав, что вскоре увидится с миссис Лэмборн, а та наверняка поехала в карете. Но они не встретились, милорд, и это беспокоит меня больше всего!
Глубокая складка пролегла между бровями маркиза. Он задал следующий вопрос:
– Были ли у мисс Дионы какие-нибудь вещи?
– Большая шляпная картонка, милорд, – ответил мистер Суэйтлинг. – Лакей сказал, что довольно тяжелая, как ни странно. Да, и еще, конечно, сумочка.
Маркиз снова погрузился в молчание. Было ясно, что он обдумывает то, что только что услышал от секретаря.
В этот момент в дверь постучали.
Мистер Суэйтлинг открыл. На пороге стояла горничная, которая прислуживала Дионе.
– Извините, мистер Суэйтлинг, – начала девушка, – но мне сказали, что его светлость у вас. Вот я и решила отнести это прямо ему!
– Что вы имеете в виду? – удивился секретарь.
– Записку, которую я нашла на туалетном столике в спальне мисс Грантли. Я и не знала, что она снова поднималась туда… А записку я обнаружила только что.
– Спасибо, – поблагодарил горничную мистер Суэйтлинг и взял у нее бумагу.
Закрыв за девушкой дверь, секретарь передал записку маркизу.
Теперь у мистера Суэйтлинга уже не оставалось никаких сомнений в том, что мисс Грантли вовсе не поехала за покупками, как она пыталась его уверить.
Маркиз развернул записку и прочел следующее:
«Благодарю Вас за то, что спасли меня от дяди Хереворда. Вы были очень добры ко мне, и я от всего сердца желаю Вам счастья. Поскольку мое дальнейшее пребывание в Ирчестер-хаузе может повредить Вам в глазах света, Сириус и я покидаем Ваш гостеприимный кров и едем туда, где никто нас не найдет.
Обо мне не беспокойтесь. Все будет хорошо!
Еще раз от всего сердца благодарю Вас.
Диона».
Маркиз дважды прочел это незатейливое послание, а затем, обернувшись к мистеру Суэйтлингу, вдруг спросил, причем голос его непривычно дрогнул:
– Если бы вы остались один на свете, Суэйтлинг, и были вынуждены скрываться, имея всего двадцать фунтов в кармане, куда бы вы поехали?
Секретарь некоторое время пребывал в раздумье, а затем неторопливо начал:
– Не представляю, что намерена делать мисс Грантли. У нее нет своего дома и…
Возглас маркиза прервал рассуждения мистера Суэйтлинга:
– Помнится, позавчера мисс Диона просила вас выслать деньги старым слугам ее отца, которые пребывают в страшной нужде. У вас остался адрес?
Порывшись в груде бумаг у себя на столе, мистер Суэйтлинг извлек на свет нужную и протянул ее маркизу. Тот буквально выхватил ее из рук секретаря и направился к двери.
– Куда вы, милорд? – только и успел крикнуть ему вдогонку мистер Суэйтлинг.
– В конюшню, – отрывисто бросил через плечо маркиз.
– Вы не забыли, что в библиотеке вас ожидает леди Сибилла?
– Пусть подождет! – хладнокровно ответил маркиз и скрылся.
В Грантли-мэнор, дом, где она когда-то жила с родителями, Диона прибыла лишь поздно вечером.
Путешествие оказалось длиннее, чем рассчитывала девушка, но не могла же она отказать Сириусу в удовольствии размяться на каждой остановке, пока возница дилижанса менял лошадей, а владельцы придорожных гостиниц предлагали Дионе что-нибудь поесть и выпить.
Впрочем, голода девушка не чувствовала. Боль расставания с маркизом тяжелым грузом лежала у нее на сердце и становилась все сильнее и сильнее по мере того, как Диона удалялась от Лондона.
Перед ее глазами стояло его прекрасное лицо, а на губах горели поцелуи, которые он дарил ей прошлой ночью.
Тогда Дионе казалось, что они возносятся к звездам, становясь частью небесного мира, а не простыми смертными.