Объяснив Эмили, что приготовить псу на ужин, Диона осталась в комнате приводить себя в порядок, а горничная спустилась вниз на кухню и вскоре возвратилась с миской свежего мяса, при виде которой Сириус возбужденно залаял.
Опасаясь, как бы ненароком не вызвать неудовольствия неприступной миссис Фильдинг, Диона аккуратно расстелила на ковре полотенце и лишь потом поставила туда миску.
Впрочем, она была уверена, что Сириус настолько аккуратен, что у домоправительницы не будет никакого повода пожаловаться на его поведение.
Отдохнув немного и облачившись в простенькое белое платье, Диона вдруг с ужасом осознала, что, вероятнее всего, маркиз и мистер Нейрн спустятся к обеду в вечерних костюмах.
И хотя ее муслиновое платье было, без сомнения, очень милым, оно никак не вязалось с обстановкой парадного обеда в таком старинном особняке, как Ирчестер-парк. Вряд ли миссис Грантли была бы довольна, узнай она, что ее дочь обедает в обществе маркиза в таком наряде.
«Мне, наверное, следовало бы отказаться от приглашения, – с запоздалым сожалением подумала девушка, – и попросить, чтобы поднос с едой принесли ко мне в комнату».
Впрочем, как тут же призналась себе Диона, есть одной было бы ужасно скучно. Куда как приятнее обедать с маркизом и его племянником! Девушка не без основания предполагала, что этот обед будет разительно отличаться от тех, к которым она привыкла в доме дяди.
Сэр Хереворд, следуя своим привычкам, присвоил себе монополию на ведение застольной беседы, при этом мало заботясь о том, интересуют ли слушателей затрагиваемые им темы.
Обычно он в самом начале трапезы заводил разговор о промахах в ведении хозяйства в собственных поместьях или в графстве в целом. Так продолжалось на протяжении всего обеда, а от остальных присутствовавших за столом требовалось лишь время от времени произносить что-нибудь себе под нос, давая понять, что монолог хозяина внимательно слушают.
По контрасту с этими унылыми застольями Дионе вспомнились обеды в родном доме, когда ее родители шутили и спорили друг с другом не ради самого спора, а чтобы отточить свое остроумие.
Отец старался с малых лет вовлекать и Диону в эти словесные упражнения.
– Чего я терпеть не могу, – как-то сказал он, – так это надутых пустоголовых девиц, которые словечка за весь вечер не вымолвят, а только бессмысленно жуют, стараясь съесть как можно больше!
– Но твоя дочь никогда не была такой! – запротестовала мать Дионы.
– Я хотел бы, чтобы она во всем походила на тебя, дорогая, – любовно глядя на жену, промолвил Гарри Грантли. – Чтобы была такая же хорошенькая и остроумная, как и ты… В этом ни одна женщина на свете с тобой не сравнится!
– Мне очень приятно это слышать, – отозвалась миссис Грантли, – но ты слишком торопишься и требуешь от Дионы невозможного. Всему свое время! Твоя дочь еще очень молода, она совсем не видела света, в отличие от тебя, вспомни, сколько ты путешествовал в молодости! Наша девочка еще по-настоящему и жить-то не начала…
– Да, я уверен, что она всему научится, – убежденно произнес отец Дионы. – А пока будем разговаривать! Я ненавижу колокольчики, которые не звонят, птиц, которые не поют, и женщин, которые не могут связать двух слов!
И оба весело рассмеялись.
Так проходили семейные трапезы в родительском доме. Поселившись у дяди, Диона поначалу жестоко страдала от утомительно однообразных обедов и ужинов, во время которых никто, кроме сэра Хереворда, не произносил ни слова.
Впрочем, в этом была и светлая сторона – зная, что от нее не ждут ни умного слова, ни веселого замечания, девушка могла отвлечься от того, что происходило за столом, и погрузиться в собственные мысли. Чаще всего она вспоминала своих покойных родителей и вела воображаемые беседы с отцом. В свое время оба они получали от этого большое удовольствие.
«Ну что же, – сказала себе Диона, готовясь спуститься к столу, – даже если мне не удастся самой изречь что-нибудь умное, у меня по крайней мере будут интересные собеседники».
Впрочем, она напрасно употребила множественное число, мысленно поправилась Диона. Вряд ли из уст мистера Нейрна можно будет услышать что-нибудь стоящее.
Вот маркиз – другое дело… И хотя Диона немного побаивалась этого человека, она чувствовала, что каждое сказанное им слово – это кладезь ума и остроумия.
У подножия лестницы, по которой спустилась Диона, стоял в ожидании величественный Доусон. Ей показалось, что он несколько пренебрежительно взглянул на ее простое муслиновое платье.