Особенно,... 
109 
Письма от Алины приходили из Нью-Йорка с поразительной регулярностью, свидетельствуя о ее склонности к эпистолярному жанру. Другую стопку писем составляли письма от совершенно иного адресата, они были написаны одним и тем же неровным мужским почерком. В них рассказывалась история о том, как один человек пытается стать лучше, и что его любовь за эти полгода стала еще глубже и сильнее. Ливии казалось, что она увидит совершенно другого человека, чем тот, с которым познакомилась в Стоуни-Кросс-Парке. И хотя она все еще находилась под обаянием того Гидеона, он между тем превращался в человека, которому можно доверять и на которого можно положиться. Потянувшись к голубой ленте, она погладила ее шелковую поверхность, прежде чем вернуться к письму Алины.
Говорят, в следующие два года население Нью-Йорка достигнет половины миллиона, и я верю в это, так как иностранцы, подобно мне, приезжают сюда каждый божий день. Эта смесь разных национальностей делает город чудесным островком космополитизма. Здесь каждый имеет свой собственный взгляд на вещи, и иногда я ловлю себя на том, что очень провинциальна в своих суждениях. Я наконец начала принимать существующий порядок вещей и поддалась мании ньюйоркцев к самоусовершенствованию. Я научилась делать много разных вещей, которые раньше не умела, например принимать решения и совершать покупки со скоростью, которая изумит тебя, когда мы снова встретимся. Как ты можешь догадаться, миссис Фэрклот опирается на штат надежных помощников и, кажется, вполне очарована рынками к западу от Манхэттенвилла, где можно найти все, что душе угодно. Это замечательно, что в двух милях от многоэтажных городских зданий находится настоящая деревенька с изобилием миниатюрных фермерских хозяйств. Я продолжаю знакомство с этим красивым городом и рада сообщить тебе, что успеваю здесь за день сделать больше, чем за месяц в Стоуни-Кросс.
Чтобы не ввести тебя в заблуждение, должна признаться, что Маккена и я проводим дни в праздной лени. Вчера мы ездили кататься на санях по Вашингтон-сквер, взяв лошадей с серебряными колокольчиками на сбруе, а остаток дня провели у камина. Я запрещаю Маккене делать какую-либо работу по дому, и он, разумеется, слушается меня, так как в этой стране жена управляет домом, но при этом умудряется создать видимость, что вся власть принадлежит мужу. Если я и диктатор, то великодушный, и Маккена, кажется, вполне доволен своим положением...
Улыбаясь, Ливия подняла голову и насторожилась, услышав звуки подъехавшей кареты. Так как окна гостиной располагались как раз над парадным входом, она могла видеть, кто подъезжает или подходит к дверям особняка. Вид черной кареты, запряженной четверкой лошадей, был привычен для Стоуни-Кросс-Парка. И тем не менее, глядя на лошадей, у которых пар валил из ноздрей, Ливия ощутила странный холодок волнения. Марк ничего не говорил о гостях. И потом, еще слишком рано для любых визитов.
Поднявшись с кушетки, Ливия накинула плед на плечи и подошла к окну. Лакей уже спешил к дверям, пока другой открывал дверцу кареты. Высокая фигура мужчины показалась в открытой дверце и, пренебрегая лесенкой, гость спрыгнул на землю. На нем было черное пальто и элегантная шляпа, из-под которой выбивались золотистые волосы.
Внезапно дрожь волнения охватила Ливию. Она не отрываясь следила за гостем, что-то подсчитывая в уме... Да, это было шесть месяцев назад, почти день в день. Гидеон обещал вернуться, когда превратится в мужчину, которого она заслуживает. «И тогда я вернусь с гордо поднятой головой, – писал он, – а не затем, чтобы ты жалела меня».
Господи, неужели? Он показался ей еще более красивым, чем прежде, если это вообще возможно. Жесткие складки раздражения и цинизма смягчились, темные круги под глазами исчезли, он выглядел таким живым и энергичным, что ее сердце забилось в надежде.
Хотя Ливия не шевельнулась и не произнесла ни звука, что-то привлекло внимание Гидеона к тому окну, где она стояла. Он поднял голову и застыл, по-видимому, потрясенный тем, что снова видит ее. Ливия, в свою очередь, смотрела на него, изнывая от страстного желания. Боже, думала она, как прекрасно будет снова очутиться в его объятиях! Кончики ее пальцев, прикасаясь к окну, оставляли отпечатки на запотевшем стекле.
Улыбка медленно разлилась по его лицу, а голубые глаза заблестели. Покачав головой, он приложил руку к груди, словно хотел сказать, что его сердце вот-вот разорвется от счастья.
Широко улыбаясь, Ливия указала головой на вход. «Иди скорее!» – шептали ее губы.
Гидеон кивнул, бросив многообещающий взгляд, и вошел в двери.
Как только он исчез из виду, Ливия швырнула плед на кушетку и только тут заметила, что все еще сжимает в руке письмо сестры. Она расправила его и приложила к груди. Она потом дочитает его...
– Потом, Алина, – шепнула она, – потом, милая. А сейчас я должна спешить навстречу собственному счастью... – Рассмеявшись, она убрала письмо в шкатулку красного дерева и выбежала из комнаты.
109 
