— Настя, можно вас на минуточку? — спросила Ева Ковальская, улыбаясь одними глазами. Неожиданно для девушки она взяла ее за руку и завела за портьеру, закрывавшую вход в одну из лож. Мгновение — и они оказались один на один в крохотном закутке, где было мало света и даже, кажется, мало воздуха.
Хватка чаровницы неожиданно сделалась железной. Насте на секунду показалось, что ее запястьем завладел Терминатор.
— Вы что? — испуганно спросила она, расширив глаза. Сердце ее внезапно забилось часто и тяжело.
— Если ты думаешь, маленькая дрянь, что тебе удастся увести у меня мужа, то ты глубоко ошибаешься, — сказала супермодель с обжигающей ненавистью в голосе. — Держись от него подальше, поняла? Я видела, как ты терлась вокруг, будто бездомная кошка. Так вот: я предупреждаю только один раз. У тебя ведь есть кто-то, кто тебе дорог? Верно? Так вот — с ним может всякое произойти.
— Вы… Вы что?! — мертвым голосом спросила Настя. — Вы сумасшедшая?
— Я нормальнее, чем ты думаешь, — отрезала Ева. — Попробуй только побежать и нажаловаться моему мужу, увидишь, что случится. Так что имей в виду.
Она развернулась и ринулась прочь, отбросив портьеру одной рукой. Другая ее рука, которой она все это время держала Настю за запястье, словно с неохотой отпускала добычу. Крепкие длинные ногти впились в кожу, оставив на ней глубокие кровоточащие царапины. Настя вскрикнула от боли, и в этот момент качнувшаяся портьера ударила ее по лицу.
Настя бросилась обратно в туалет и подставила руку под струю воды. Какая-то сочувствующая тетенька в плотном парчовом платье удружила ей пачку бумажных салфеток.
— Господи, Настя, что у вас с рукой? — вскричал Бибирчиков, уставившись на пострадавшую конечность помощницы босса.
Ева как ни в чем не бывало стояла в центре кружка, образованного американцами, и смеялась, красиво откинув голову.
— Я увидела кошку на подоконнике… Там… Хотела погладить, а она… Вот, расцарапала.
— Господи, Лаврентьева, где вы нашли в оперном театре кошку?! — сердито спросил шагнувший к ней Колесников. — С вами одни неприятности.
— Со мной? — спросила она с удивлением и даже некоторым возмущением.
Пожалуй, если бы не иностранцы, она бы прямо тут, сию секунду, закатила бы сцену. Пусть уймет свою сумасшедшую жену! Ничего такого она не делала, а эта топ-модель угрожала ей.
Просто потому, что она придвинулась к ее мужу ближе, чем следовало. Но не настолько же близко, чтобы нападать!
Гнев и возмущение боролись в Настиной душе с растерянностью. Она впервые не знала, как поступить. Вернее, она знала, как надо поступить, но… Но здесь была замешана РАБОТА. Работа, от которой зависело ее будущее. Если вступить в открытый конфликт с Евой Ковальской, это может привести к увольнению, рано или поздно.
Настя закусила губу и приказала себе не делать глупостей. Сначала нужно все как следует обдумать. Действуют, подчиняясь первому порыву, лишь те женщины, от которых никто не зависит. А те, на ком лежит ответственность за близких, вынуждены быть сдержанными и осторожными.
Во время первого действия Настя несколько раз ловила на себе задумчивый взгляд Леры Солодкиной. Лера сидела впереди, чуть справа и время от времени поворачивалась и окидывала Настю взглядом, словно размышляя о чем-то. Блин, даже никому не расскажешь — стыдно-то как. И несправедливо!
Глава 6
Шелестов смотрел на Настю недоумевающе. Почему-то именно сейчас она заметила, какие длинные у него ресницы.
— Ева? Расцарапала тебе руку?
Они сидели на скамейке на Гоголевском бульваре, не замечая проходящих мимо людей. Липы укрывали их пышной листвой, сквозь которую проливался свет вечернего солнца.
— Еще как расцарапала, — с затаенной обидой подтвердила Настя. — Она сделала это специально. В качестве предупреждения.
— И о чем она предупреждала?
Настя скрипнула зубами. Поистине женская красота провоцирует мужскую тупость. Ева Ковальская в этом смысле обладала огромными возможностями.
— Ей показалось, что я могу увести у нее мужа, — терпеливо объяснила она.
Шелестов потряс головой, словно отгонял наваждение.
— Ева? Да ты что! Быть того не может.
— Ну, конечно, — немедленно оскорбилась Настя. — Чего ей ревновать? Она ведь такая красавица, а тут совершенно никакая я!
— Да я совсем не это хотел сказать, — вскинулся Шелестов. — Я Еву знаю уже давно — она добрейшая женщина. Милая, тонкая, нежная…