8 
— Помочь?! — Я даже присвистнула от удивления. — Всегда подозревала, что ты крутой оригинал. Но чтобы настолько… Польза от кровопускания, конечно, хорошо известна, но вряд ли эффект исцеления будет достигнут при приеме внутрь такими, как ты…
— Да не собирался я тебя в пищу употреблять, — уже чуть не плакал эльфыреныш. Судя по выражению его скуксившейся мордашки, он уже проклинал себя за неудачную охоту, но я в святую невинность тех, кто имеет такие внушительные клыки, больше не верю.
— Ага. — Так я ему и поверила. — Это ты моим безутешным родственникам рассказывать будешь.
— И не подумаю!
— А придется!
Как ни странно, при упоминании предавшей меня царской родни боль лишь слегка шелохнулась в груди, не торопясь накрывать туманящим сознание пологом. Это приятно удивило. Я прислушалась внимательнее к собственным ощущениям, приготовившись вновь с головой окунуться в болото жестокого разочарования и жалости к самой себе, даже без капли сожаления отдать свое бренное тело на растерзание голодному хищнику, но почему-то желание заниматься и дальше самокопанием с большой долей мазохизма странным образом испарилось.
Я внимательно посмотрела на Мираба поверх костра. Вроде бы в нем ничего не изменилось, голодного блеска в глазах не наблюдается, когти на полруки не выросли. Зачем же этот паршивец на меня бросился?
— Я правда из лучших побуждений, — виновато потупился эльфыреныш, выводя на земле веточкой какие-то замысловатые финтифлюшки.
— А эти побуждения знают, что они лучшие? — не торопилась верить в бескорыстный гуманизм мальчишки я.
— Конечно, знают. Если честно, то мне больше нравится, когда ты ругаешься и грозно размахиваешь мечом, пусть и у меня перед носом, чем видеть безучастное выражение мертвой куклы на твоем лице.
— Вот уж не думала, что некоторые мальчики хорошо разбираются в куклах, — не смогла не съязвить я.
— Зато эти некоторые мальчики хорошо разбираются в некоторых девочках, — с нескрываемым сарказмом совсем по-взрослому парировал Мираб. — Ты себе не представляешь, насколько тяжело и страшно смотреть было, как ты занимаешься самым натуральным самоедством. Я даже попытался воззвать к твоей совести и состраданию, но, похоже, они дружно умерли еще там, в Капитаре. Что мне еще оставалось делать? Тупо наблюдать за тем, как ты медленно, но верно загоняешь себя в пропасть жалости к самой несчастной царевне в мире? Вот и придумал, будто на меня напали.
— Ну ты хорош… Я же действительно перепугалась за тебя, до сих пор руки трясутся.
— На то и расчет был, — самодовольно заулыбался эльфыреныш, явно польщенный произведенным эффектом от собственной выходки. — А главное — подействовало. Я, между прочим, тоже живое существо. А ты за саможалелками совсем забыла, что пока еще несешь ответственность за тех, кого приручила.
— Это за тебя, что ли? — Я не удержалась и фыркнула.
— А хотя бы и за меня. Твою клятву пока еще никто не отменял.
А вот об этом он зачем напомнил? Чтобы вызвать у меня чувство вины за вопиющую безответственность или чтобы банально меня позлить? Провалами памяти я пока что вроде не страдаю, а даже если и возникнет небольшой пробел, то клятва сама о себе напомнит малоприятными ощущениями. Так что о моей забывчивости по причине возникновения некоторых форс-мажорных обстоятельств он мог совершенно не беспокоиться. А вот разозлить ему меня удалось очень даже профессионально.
— Все понятно, — как можно равнодушнее кивнула я, стараясь не дать выхода нахлынувшей ярости. — Спасение меня имело исключительно шкурный интерес с твоей стороны. Я же поклялась доставить невинное дитя к папочке, поэтому на собственные проблемы и переживания должна наплевать. Извини, забылась, отвлеклась, исправлюсь.
— Заметь, это сказала ты, — нравоучительно заметил Мираб и демонстративно свернулся калачиком на сложенном у костра одеяльце. — Все, отстань. Я устал и хочу спать. — И эта неблагодарная малолетняя обезжиренная свинина закрыла глаза, изо всех сил притворяясь, что уже десятый сон видит.
И Лихой с ним. Я своей злостью и в гордом одиночестве попыхтеть могу, для этого необязательно нужна шумная компания. Но в чем-то эльфыреныш оказался прав. Встряска подействовала на меня отрезвляюще. По крайней мере, погружаться в пучину внутренних терзаний и умирать из-за всеобщего непонимания расхотелось. Но каков паршивец! Так ловко сыграть на моих чувствах еще пока никому не удавалось. Огорчает лишь одно — Мираб, как и все вокруг, использует меня в своих личных корыстных интересах. Моя неосторожная клятва связала нас на время пути до Пара-Эльталя. Одному эльфыренышу живым домой не добраться, слишком далекий и трудный путь (почти половину которого мы, правда, уже более или менее благополучно миновали), а если приложить к этому мастерски зашоренное кем-то сознание большинства жителей относительно загадочной расы эльфырей, то шансы оказаться в родных пенатах у Мираба очень невелики. Для этого нужно обладать слишком большой долей везения, а у нас подобного добра отродясь не водилось. И мелкий клыкастик это прекрасно понимает, поэтому и лезет из недоразвитых крылышек вон, чтобы уберечь меня от всяких происков Лихого. А когда мы доберемся до места, где эльфыреныш окажется в полной безопасности, — хорошо, если мне хотя бы спасибо скажут. А то ведь могут и взашей выставить (если сразу не схарчат), даже не поинтересовавшись не только моим генеалогическим древом (хотя бы парой ближайших веточек), но и именем. Кто их, эльфырей, знает. Странные создания, загадочные, непонятные, пугающие. Не просто же так о них ходят слухи один другого страшнее. Дыма без огня не бывает. Вряд ли кому-то выгодно столько тысячелетий прятать не только самих тварей, но и любую достоверную информацию о них. Это Мирабу сейчас деваться особо некуда — укус справа, надкус слева, и династия правителей Пара-Эльталя живенько прервется. Да и наплести с три короба добрых сказок про своих бедных, незаконно лишенных свободы родственничков изворотливому эльфыренышу ничего не стоит. Вдруг он просто притворяется белым и пушистым, а по окончании путешествия вся дружная семейка, соскучившаяся по свежатинке, меня — ам! — и поминай как звали.
8 
