149 
— А ты тут каким боком? — не посчитал нужным смягчить тон Полоз даже после таких откровенных слов.
— Я его Хранитель, неужели ты еще этого не понял? — И, с удовлетворением отметив, что до Полоза наконец дошел смысл всего сказанного, Зелин жестко добавил: — Только я могу ей сейчас помочь, потому что только у меня есть сила, способная вернуть ей утраченное, а ты с каждой минутой промедления толкаешь ее на окончательную гибель. Салли — твоя жена, но своим недоверием ты убиваешь любовь. Не лучше ли один раз на свой страх и риск довериться сопернику, чем всю оставшуюся жизнь терзаться нестерпимым чувством вины, оттого что однажды малодушно поддался жалкому приступу эгоизма, ценой которого стала жизнь любимой женщины?
И снова на склоне холма воцарилась тяжелая тишина. Успевший пропитаться гарью воздух неприятной пеленой окутывал застывших в ожидании мужчин и не позволял вдохнуть полной грудью, чтобы хоть немного почувствовать освежающее действие наступившей ночи. Огонь пожара почти утих, насытив свою жадную утробу столь щедрым угощением, и теперь слизывал остатки былого пиршества — над стенами видны были лишь слабые отсветы, и только изредка особо неугомонные языки пламени взметались вверх, но быстро успокаивались, опадали и поспешно прятались обратно за стену.
Полоз напряженно всматривался в эту страшную и разрушительную игру огня. Он думал. Думал и боялся ошибиться. Боялся поверить тому, кто может, спасая, все разрушить. Боялся за жизнь той, что преподала ему хороший, но вместе с тем жестокий урок. Боялся потерять то, что первый раз за двести пятьдесят лет пришло к нему в душу и может вот-вот испуганно убежать, так и не принеся счастья.
— Полоз, сынок, пожалуйста… — робко тронул за рукав молодого наследника Царь Долины. В его глазах стояли горькие отцовские слезы.
Но он все медлил.
И тут из темноты появилась новая, закутаная в белоснежный плащ фигура. Когда она неслышно появилась в неярком свете огненных крыльев лиебе, на нее никто не обратил внимания, но когда плавным движением откинула капюшон…
— Вальсия! — одновременно ахнули владыка и нерешительный наследник.
— Мне очень жаль, Полоз, — виновато опустив глаза, прошептала она. — Но не волнуйся, я провожу ее самой легкой и короткой дорогой.
— Нет, — твердо посмотрел в глаза пособнице смерти молодой человек и резко повернулся к эльфырю, бережно передавая ему самое дорогое свое сокровище: — Надеюсь, ты не воспользуешься ситуацией и не запудришь ей мозги настолько, чтобы она не захотела вернуться… ко мне.
— Обещаю, я сделаю все, чтобы Салли осталась жива, слишком много времени уже упущено, а остальное… остальное зависит только от нее одной, — не стал кривить душой Зелин. — Жди в той же гостинице, где вы остановились последний раз. Если ровно через месяц в полдень меня не будет с ней или без нее…
— Почему только через месяц? — Хранитель Золота никогда не отличался терпеливостью.
— Если все пройдет хорошо и Саламандра останется жива, то незаконченное восстановление может грозить неполным соединением человеческой и огненной ипостасей, смена которых постоянно будет проходить бесконтрольно. Некоторое время это еще можно терпеть, но рано или поздно все равно ее настигнет безумие.
— Я понял. — Полоз еще больше нахмурился, стараясь не поддаться очередному приступу сильного раздражения и не наброситься на правителя лиебе с кулаками. Врезать ему по смазливой физиономии хотелось неимоверно и тем самым выместить ненависть к свихнувшемуся на власти Мурвинальху, вытравить из души отчаяние и бессилие, выплеснуть жадно пожирающую изнутри ревность к сопернику, ставшему по воле Вершителя единственным спасителем. Но Зелин, словно почувствовав, что в благодарностях и признательностях перед ним рассыпаться никто не торопится, окутал себя огненными перьями крыльев и медленно растворился в воздухе.
— Ты уж там постарайся, красавчик! — запоздало крикнул вслед последним затухающим искрам Змей Горыныч и, обессиленно опустившись на траву, закрыл лицо руками. — Хуже нет, чем ждать и догонять.
Солнце. Раскаленный огненный шар, единственная дневная звезда, щедро дающая всему сущему свет, тепло и энергию. Оно каждый день снисходительно наблюдает за тем, что происходит под его всевидящим оком и милостиво позволяет жить тому, до чего дотягиваются его лучи.
Солнце. Такое разное и такое одинаковое, такое неторопливое и такое молниеносное. Иногда оно так стремительно проходит по небосклону, что невозможно уследить за чередой сменяющих друг друга дней, а то ползет так медленно, что кажется, будто ослепительно-желтое пятно навсегда прилипло к одному месту и больше уже никогда не сдвинется, не приближая и не удаляя никаких событий.
149 
